– Хм-м, тут не за что благодарить, сэр. Я приношу извинения за все остальное.
– Мне не следовало ходить к мистеру Гудвину. Я-то думал убедиться, что был прав, взяв портрет и ваши вещи, сэр. Только лишь пока я не смогу спокойно их вернуть. Я не хотел, чтоб на моей душе был грех.
– Забудьте об этом, – сказал Оливер, а Лили была почти уверена, что он едва сдерживает смех. – Идите спать. Мы поговорим обо всем утром. И закройте за собой дверь, пожалуйста.
Гэмбл согнулся еще ниже и попятился к двери. На пороге он нахмурился и огляделся.
– Что случилось? – спросил Оливер.
– Дверь, сэр. Я очень сожалею, но я не могу ее закрыть. Ее здесь больше нет.
Глава 29
Если бы у него так зверски не болела голова, будто раскалываясь пополам, смех его необычайно бесстрашной супруги доставил бы ему куда больше удовольствия.
Оливер расположился на диване, закрыл глаза и притворился спящим. В конце концов Маклюда попросили установить дверь на место, и Фрибл с профессором, чей встревоженный визит был неизбежен, наконец-то удалились.
– Ты не спишь, – сказала Лили, старательно притворяясь веселой. – А ты, оказывается, обидчив, мой дорогой. Ну а теперь скажи честно: я тебе надоела?
– Ну конечно же, нет.
– Ага, – с торжеством произнесла она. – Ты все же не спишь. Но выглядишь ты ужасно. Интересно, будешь ли ты когда-нибудь снова хотя бы чуть менее безобразным, чем сейчас.
Он взглянул на нее сквозь щелочки заплывших век.
– Я прихожу в себя после удара по голове, мадам.
– Ну тогда я дам тебе одно верное лекарство. – Она покрыла его лоб множеством нежных поцелуев и потом откинулась на диване. – Меня, разумеется, ничуть не смущает эта твоя внезапная утрата былой красоты. Все равно я буду любить тебя так же, а может быть, и еще сильнее. В конце концов, поскольку я сама неказиста, я себя уютно чувствую в обществе такого же, нет, почти такого же неказистого мужчины.
Тут Оливер возмутился:
– Мадам, чтобы это был последний раз, когда я слышу от вас такие замечания в свой адрес. Во всей Англии – нет, во всем мире – не найдется женщины красивей, чем моя жена. У нее отвратительный язык, но внешность – замечательная. Единственный ее изъян – это то, что она росла среди слепых олухов, которые навязывали ей свое превратное представление о ней. Ну а теперь, если она помолчит и даст покой раненому человеку, цены ей не будет.
Лили накрутила на палец одну из выбившихся прядей своих волос.
– Хм, хм, хм. Мы оба пострадали, муженек.
– И оба остались в живых благодаря тому очевидному факту, что я женился на тигрице в женском обличье.
Улыбка на ее лице растаяла.
– Нам предстоят нелегкие времена. Ты будешь оплакивать утрату друга.
– Он никогда не был моим другом, – сказал Оливер. Он потянулся рукой к волосам, чтобы пригладить их, но, вспомнив о повязках, которые наложила ему Фрибл, передумал.
Лили присела на подлокотник дивана.
– Ведь ты считал Ника своим лучшим другом. И ты будешь сожалеть об этой утрате. Но ты не будешь одиноким, Оливер.
Он улыбнулся и придвинулся поближе к ней.
– Я уже никогда не буду одиноким. Мы уладим все дела здесь. Потом я собираюсь увезти тебя в Бостон на одном из моих кораблей. Как тебе это нравится?
Она наклонилась над ним с задумчивым выражением на лице.
– Морское путешествие с любимым человеком? В другую страну на одном из самых знаменитых и быстрых кораблей? В Америку, в Бостон? Ох, Оливер, мне кажется, нельзя требовать от женщины, чтобы она всерьез рассматривала столь малопривлекательные перспективы.
Он хотел схватить ее, но она оказалась проворнее и вовремя отскочила.
– Я собираюсь идти в постель, – сказала она.
Оливер послал ей свою самую сладострастную улыбку.
– Ты ненасытна.
– А ты больной человек, – сурово сказала она. – С головной болью, как ты сам мне сказал. Ты нуждаешься в отдыхе.
– Моей голове стало намного легче. – Он встал на ноги. – У меня всего несколько царапин и синяков. И у тебя, женушка, тоже. Неужели мы позволим им помешать нашему удовольствию?
Лили поспешила в его объятия. У них обоих были синяки, не все из которых были на виду. Но профессор, которого спешно вызвали и чье присутствие заставило смолкнуть все другие голоса, мудро посоветовал им исцелить друг друга и исцеляться наедине столько времени, сколько на это потребуется. После этого он ушел и увел всех вместе с собой. Теперь, когда Ник сидел взаперти, законные разбирательства и другие неприятные дела могли подождать.
– Надеюсь, что когда-нибудь меня перестанет интересовать, за какое преступление был изгнан мой отец, – сказал Оливер. – Несправедливость угнетает меня, но если должно случиться так, что я останусь в неведении, – что ж, значит, так тому и быть.
Лили погладила ему спину поверх белой полотняной рубашки, надетой на нем. От теплого прикосновения ее руки по его телу пробежала дрожь.
– Я не смогу спать, – сказал он ей. – И нужно честно признать, что другие попытки заснуть могут оказаться более болезненными, чем хотелось бы.
– Ох. – Она повернула к нему голову и улыбнулась. – Вполне возможно, что другие ощущения отвлекут нас от боли.
– Может, и так. – Он прижал ее к груди и уперся подбородком ей в голову. – Буря прошла. Самое большее через два часа станет светать.
– Мне что-то захотелось прогуляться, – сказала Лили. – Если ты, конечно, можешь. Например, в северное крыло. Мы могли бы еще раз там оглядеться…
– Там нечего искать, любовь моя. Нам нужно с этим смириться. Мне нужно с этим смириться.
– Да. – Ее глаза затуманились.
Оливер поспешно сказал:
– Но мне будет приятно прогуляться с тобой. Все равно ясно, что нам нелегко будет уснуть.
Рука об руку они направились к мосту, ведущему в северное крыло.
На середине моста они задержались. Бледнеющее ночное небо начало покрываться легчайшей серебристой поволокой.
– Буря так мимолетна, – сказала Лили, прижавшись к Оливеру. – Немного погремит и умчится.
– И умоет все вокруг, – подхватил он. – И подарит мне несколько звезд.
– Только тебе?
– Да, только мне. Они предназначены специально для меня, потому что, когда я вижу под ними тебя, это производит на меня ошеломляющее впечатление.
– Глупости, – улыбнулась она. – Здесь холодно.
