— Время для брачных согласий, милорд, миледи, — напоминает Энвил, заканчивая венчальное обращение Кхату.
Брачные согласия — единственное, что должно быть чуть-чуть изменено относительно привычных формулировок.
Вэлькор спрашивает первым. Как и полагается жениху.
— Согласна ли ты, Фэй Алуа Раэрдон Тэлонис Элвианская, леди Гастгрин, связать со мной свою судьбу как дракона, чтобы под солнцем Джанха наши пути всегда приводили нас друг к другу?
Вэль уже произносил почти такой же вопрос тогда, на первом венчании, но тогда… Тогда было совершенно иное настроение. Он был в ярости, Фэй — дрожала от страха, ведь она тогда ему помешала.
Сейчас все по-другому, по-настоящему, и будто бы в первый раз. И… Фэй сейчас может сказать свое “нет”, пусть даже именно она и предложила все это. Она может засомневаться и передумать…
— Согласна.
Вэль жадно втягивает воздух, потому что, на самом деле, это ее слово отдается в груди гулким радостным эхом. Согласна…
— Согласен ли ты, Вэлькор Руэрде Гастгрин Дернхельмский, связать со мной свою судьбу как дракона, чтобы под солнцем Джанха наши пути всегда приводили нас друг к другу? — она такая спокойная, такая невозмутимая, будто и вовсе не сомневается в том, что делает. Вэль хотел бы оказаться сейчас таким уверенным.
— Да, — выдыхает Вэль.
“Всегда” — отдается в мыслях. Сейчас… Сейчас Кхат должен сказать свое слово, благословить их желание или…
Свечи гаснут, и в венчальном зале наступает полумрак. И все-таки отказ… Ну, Вэль так и думал… И все-таки горько… Ладно. Значит только на эту жизнь. Ну хоть на эту.
Впрочем, Фэй не торопится вставать, так и стоит на коленях, прикрыв глаза и будто замерев в ожидании божественной воли… Может, все-таки сказать ей, что Кхат уже сказал свое слово?
Гулкий звон, будто от удара в гонг, раскатившийся по святилищу, заставляет мысли Вэля замереть.
Глаза бронзового Кхата вспыхивают ярким огнем, вспыхивают и свечи, вновь затапливая зал ярким оранжевым светом. На лбу у Вэлькора начинает покалывать — и почему-то Вэль понимает, что это такое, что подойдя к зеркалу увидит над переносицей красную точку драконьей метки. Но самое главное не это — по запястьям прижатых к друг дружке ладоней Вэлькора и Фэй бегут замысловатые узоры, переплетающихся между собой золотистых и черных линий.
Благословение получено.
Кхат связал нити судеб Вэлькора и Фэй.
Осталось всего-то ничего — прямо сейчас не умереть от этого оглушительно ликования, что волной поднимается в груди, а повременить с этим несколько лет. Хотя нет, лучше несколько десятков лет. На меньший срок для первой жизни с Фэй Вэлькор ни в коем случае не согласен.
Эпилог
Алайна засыпает быстро. Особенно после того, как вечером пролетается вместе с отцом и выклянчит у меня колыбельную. Но сегодня она все никак не может уняться, тревожно возится даже после песни.
— Мамочка, а мне точно с вами нельзя? — в надежде спрашивает моя малышка, накручивая на тонкий маленький пальчик черную гладкую прядку и глядя на меня своими небесно-голубыми глазками. Трогательно. Практически смертельное ранение для моей родительской выдержки. Вэль бы не выдержал — он вообще чрезмерно балует дочь, дай ему волю — она вообще по замку будет передвигаться исключительно на отцовских плечах. Но я, ужасный семейный тиран и узурпатор, этого не позволяю.
— Солнышко, ты же знаешь, что еще очень рано, — улыбаюсь я и невесомо покачиваю свою малышку на коленях, поглаживая указательным пальцем от переносицы и к самому кончику носика. Мой страшный трюк, запретное оружие, после которого веки моей дочери начинают моргать чаще, а после — и вовсе тяжелеть. И пусть моей крошке уже почти семь лет, все равно этот маневр с ней по-прежнему срабатывает.
— Но мамочка, тетя Мэл разрешает Дану подниматься в небо во время Пляски, — сонно тянет Алайна, пытаясь сопротивляться сну, но все сильнее соловеет.
— Дан — мальчик, солнышко, — ворчливо откликаюсь я. — Хотя и ему нельзя, ты же знаешь, он не Пляшет, он просто летает вместе с отцом. Во время Пляски Дан всегда возвращается на землю. Спи уже, милая.
Может быть, Али и еще немножко со мной поспорила, может быть, попробовала бы выбить право полюбоваться на ночное небо во время Пляски, на самом деле это всегда действительно яркое зрелище, но все-таки — отец действительно вымотал ее сегодня на вечерней прогулке по небесам. Продуманный. И я его за эту продуманность обожаю. Алайна сдается сну. Наконец-то.
Кто бы что не говорил, даже наличие личной няни у каждого из двух моих детей не лишает меня удовольствия испытывать эту особую форму родительского блаженства, когда мои замечательные волшебные шумные монстры наконец сдаются сну и в детских, и во всем оставшемся замке заодно наступает тишина. Даже слуги стараются делать свои вечерние дела потише. Уж они-то знают, насколько опасно будить Рэйхарда или Алайну, и уж тем более их обоих.
И все-таки — перед выходом из детской я сначала любуюсь на мою спящую тонконогую Али, потом перехожу в комнату Рэйхарда и наслаждаюсь уже очаровательным зрелищем собственного сопящего сына. Смотрю, а сердце в груди выжимает из себя все сладкие соки. Обожаю своих драконят. Они у меня волшебные. И никого на свете нет красивей, вот правда. Хотя Мелира нахально пытается со мной спорить.
Только налюбовавшись на детей я наконец покидаю их комнаты.
Вэль ждал меня у детской. Как и всегда. У него тут даже кресло стояло, у окошечка, и даже столик имелся, чтобы мой восхитительный лорд мог уронить сюда какой-нибудь свой магический талмуд и уткнуться в него, чтобы “отдохнуть от политики”. Он уже невесело вздыхает на намеки моего отца, что, мол, князь Джалкин-то не вечен, и мол пора бы Дернхельмские стяги шить еще и про запас для крепостей Элвиана.
Вэль брыкается. Ему, мол, и так веселья хватает, у него в прихватизированном Аллоре дел выше крыши. И вообще, в брачном контракте, который он подписывал после свадьбы, сказано, что Элвиан наследуется мной. А он, мол, совершенно не при делах и не особенно собирается к ним приступать. Упрямится мой дракон.
На самом деле, дело еще и в том, что вопреки тому, что Дернхельм после поглощения Аллора уже обгоняет по своим размерам все известные нам ближайшие княжества. А сложи его еще и с Элвианом — так вообще…
Но Дернхельм — все еще лордство. А Вэлькор — все еще лорд. Моему упрямцу нравится его титул. Он не хочет быть князем. Это, мол, даже звучит пошло. У моего отца на этот довод уже не одно дивное ругательство изобрелось, а Вэлькору хоть бы хны. Как делал все, что ему заблагорассудится, так и делает. А я потом страдай и придумывай для папеньки еще один повод не травить драгоценного зятя.
— Любовь моя, ты смотришь на меня уже три минуты и не моргаешь даже, — мягко заметил Вэлькор, встряхивая головой и отбрасывая на спину волосы. Впрочем, на его лице недовольства нет. Ну, еще бы, будет мой любимый лорд жаловаться на мое внимание, как же. Он и замечает его только для того, чтобы я любовалась им более осознанно.
