Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
Второе июня. Как это ни грустно, придется работать без прокурора. Из Москвы назначили было государственным обвинителем Н. Воскресова из областной прокуратуры, но он, оказывается, ничего об этом не знал и только что уехал в отпуск.
Третье июня. Прокурорское место наконец занято. Л. Б. Акубжанов представляет сразу двух государственных обвинителей — Анатолия Ивановича Задорожного и Александра Борисовича Куюмджи. До конца процесса они будут сидеть рядом напротив клетки, лицом к лицу с Чикатило.
Начальник конвоя передает судье справку о состоянии здоровья подсудимого, Акубжанов ее оглашает: практически здоров.
Чикатило:
«Отводы у меня обоим прокурорам. А судья связан с ассирийской мафией. Правду затирает. И справка фальшивая. Мне врача не давали. Это судья пишет фальшивки, что я здоров. А меня надо лечить. Судья работает на мафию».
Акубжанов предупреждает Чикатило об ответственности за оскорбление суда, предлагает ему сесть. Тот остается на ногах и что-то кричит. Акубжанов снова предупреждает: подсудимый может быть удален из зала суда. Теперь он старается быть корректным — видно, что ему, человеку резкому и горячему, это дается нелегко. Словесным сражением судьи и подсудимого будет отныне начинаться едва ли не каждое заседание суда. Чикатило станет нести свою околесицу, а Леонид Борисович, после нескольких предупреждений, отправлять его в преисподнюю.
Сегодня обошлось без этого. Короткий демарш обвиняемого, поддержанный защитником: почему обвинителей двое? Судья ненадолго удаляется с заседателями в совещательную комнату. Решение: ничего незаконного, можно продолжать. Допрос одного из потерпевших, и — новый недельный перерыв. Обвинителям надо как следует познакомиться с делом: как-никак 222 тома.
Суд шел ни шатко ни валко. Говорили горькие слова родители убитых, выступали немногочисленные свидетели. Мы приходили в зал заседаний, как на работу, в перерывах стояли на крылечке с людьми, уже ставшими нашими добрыми знакомыми, — адвокатом Маратом Хабибулиным, корреспондентом «Известий» Владимиром Бутом и другими журналистами, раскланивались с Леонидом Борисовичем Акубжановым; иногда подходили Бураков, Яндиев, Бухановский. Потом все поглядывали на часы и проходили в зал, где порой, кроме участников процесса да двух-трех человек из пишущей братии, никого и не было. Тихо и скучно. Судья просил кого-нибудь из зала выйти за дверь и глянуть, не подошли ли свидетели. Не подошли. Заседание окончено. На часах — двенадцать.
Чикатило сидел молча, зевал, играл желваками.
Отчаявшись услышать что-нибудь интересное, мы уезжали в столицу и каждый день звонили в Ростов. Осведомились о погоде — она была совсем не ростовской, зарядили дожди, — потом переходили к процессу: не случилось ли чего-нибудь новенького. Все по-прежнему.
В очередной раз прилетев в Ростов — кажется, 26 июня, — узнаем, что сенсация все же состоялась: Чикатило устроил в клетке стриптиз. Расстегнул и сбросил брюки, повернувшись лицом к публике. Ближе всех к клетке сидела молодая женщина — психолог из «Феникса».
Одна из медицинских дам, при этом присутствовавшая, сказала нам сурово: «Он не только сам женоподобный — и пенис у него такой же». Можно только догадываться, что она имела в виду.
На следующее утро в Доме правосудия состоялось очередное представление.
Чикатило смирненько сидит в своей обычной позе — бочком, изогнувшись и ссутулившись. Он, как всегда, отчаянно зевает, и Вадим Кулевацкий, как всегда, выкрикивает: «Что ночью-то делал?» Появляется суд. Все встают, Чикатило тоже. Все садятся. Он стоит. И вдруг одним движением сдергивает рубашку с олимпийской символикой, другим — расстегивает брюки, они падают, под ними ничего нет. Он стоит совершенно голый, белый, каким бывает человек после долгой зимы или многих месяцев тюрьмы. Секундная растерянность. Первыми спохватываются конвойные — они врываются в клетку, натягивают на Чикатило брюки, выволакивают и буквально сбрасывают его вниз по лестнице, скатываясь вместе с ним. Через несколько минут его водворяют на место, уже одетого и в наручниках — чтоб не мог снова расстегнуться.
Судья Акубжанов приказывает конвою впредь в подобных случаях применять силу, вплоть до дубинок. И удаляет Чикатило из зала суда до 2 июля. Заседания пойдут своим чередом, а обвиняемый будет тем временем сидеть у себя в преисподней и ждать. Если понадобится, его в любую минуту могут поднять в клетку.
Все пошло вкривь и вкось. Он еще не раз попытается оголиться и предъявить публике свои женоподобные части тела. Что это — очередная демонстрация помешательства? Если так, то демонстрация тщательно продуманная и отрепетированная: легко ли мгновенно разоблачиться, да еще в наручниках — а он устраивал стриптиз и со скованными руками. Всякий раз перед раздеванием он зорко оглядывал зал, оценивал аудиторию и только после этого принимал решение: спустить штаны или воздержаться. Раздевался лишь тогда, когда в зале присутствовали корреспонденты, желательно зарубежные, и стояли на местах видеокамеры.
Постепенно он меняет тактику поведения, становится резок и агрессивен. Если в мае он еще давал показания, если в июне больше молчал и с деланым безразличием зевал, то в июле он пользуется любой возможностью, чтобы заговорить. С первой же минуты заседания из клетки разносится глухой голос Чикатило, он никому не даст говорить и мешает слушать. Он — главный человек в зале суда.
О чем же говорил Чикатило? О том, что остается борцом на баррикадах, что скоро родит, что Окуджава (так он стал называть Акубжанова) подкуплен ассирийской мафией и устроил тайное судилище, о том, что первые девять глав его автобиографического романа, позволяющие считать автора великим писателем современности, уже написаны и надежно спрятаны верными людьми, а Окуджаве он не позволит примазываться к своей литературной славе. Все это уже было. Но появилось и кое-что новое. Чикатило время от времени переходит на украинский язык, в котором, как нам кажется, не очень тверд. Он требует переводчиков (с русского на украинский и с украинского то ли на абиссинский, то ли на ассирийский — это для Акубжанова). Требует нового адвоката. Обычно он не настаивал на отставке Марата Хабибулина. Но теперь в суде два прокурора, а с судьей и заседателями против него уже пятеро; у него же только один защитник. Пусть введут в процесс второго адвоката, его выделил специально для Чикатило украинский Рух. Живет адвокат в Киеве, зовут его Шевченко Степан Романович.
Всякому, кто хоть немного знаком с украинской культурой, фамилия Шевченко приходит в голову первой. А Степаном Романовичем звали якобы съеденного брата.
В истории с адвокатом Степаном Романовичем судья и прокуроры проявили чудеса терпения. Они раз за разом выслушивали требования ввести в процесс защитника Шевченко, просили дать на этот счет соответствующую бумагу или на худой конец хоть адрес Степана Романовича, чтобы можно было с ним списаться. А Чикатило продолжал хамить и откровенно работать под дурака.
Впрочем, когда он чувствовал, что может упустить нечто для себя важное, то преображался — становился внимательным и спокойным.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 100
