Прежде, нежели перейдем к жидовству, посмотрим, что такое в ту эпоху была Сечь Запорожская и бросим общий взгляд на Украйну.
Довольно наглядное представление о Запорожской Сечи дает нам один иноземец в конце XVI века, именно Эрих Ляссота, который в 1594 году ездил сюда послом от императора Рудольфа II с поручением нанять запорожцев в имперскую службу для войны с турками.
От Киева посольство на лодках поплыло вниз по Днепру. На устье Псла оно соединилось с московским посольством, которое также отправилось к запорожцам с подарками от царя. Прошедши пороги, оба посольства достигли острова Хортицы, на котором запорожцы в ту пору держали своих коней зимою. Здесь к послам присоединилось 400 казаков, которые около Будиловского порога скрывались в кустах и зарослях, находясь на страже против татар: последние при своих набегах на Украйну совершали иногда в той стороне переправу, именно против острова Таволжаного. Запорожская Сечь в это время располагалась гораздо ниже Хортицы, именно на острове Базавуке, лежащем при впадении реки того же имени в Днепр. Остров этот именовался иначе Чертомлыком по имени огибавшего его Днепровского рукава или так наз. Чертомлыцкого Днеприща. Посольство прибыло сюда 9 июня. Запорожцы встретили его с почетом и пушечною пальбою. Его разместили в шалашах или в «кошах», плетенных из хворосту и покрытых сверху лошадиными кожами. Атаман запорожский, которым на ту пору был Богдан Микошинский, находился в отсутствии: с 1300 казаками он на 50 судах отправился к устью Днепра, чтобы помешать очаковской переправе крымских татар, шедших на Венгрию на помощь туркам. Но ввиду большого количества турецких галер и других судов, стоявших на этой переправе, Микошинский после небольших схваток с ними 18 июня воротился в Сечь.
19-го казаки собрались в коло или раду, выслушали московского посла и приняли от него подарки. На следующий день выслушали императорского посла. Пригласив его выйти из круга, рада начала обсуждать привезенную им грамоту, причем разделились на два кола: одно, состоявшее из старшин, а другое из простых казаков или черни. Долго шло совещание; наконец чернь закричала, что согласна поступить на службу императорского величества, в знак чего стала бросать вверх свои шапки. Старшина меж тем медлила своим решением. Но толпа пригрозила бросить в воду всякого, кто будет противного с ней мнения. Не смея ей противоречить, старшина как бы согласилась с нею и только требовала определить условия службы. Для сего выбрали 20 депутатов, которые, сев на землю, составили малое коло; после многих разговоров они пригласили в свою среду посла. Депутаты объявили ему, что войско готово поступить на императорскую службу и через Молдавию двинуться в Турцию, но существуют важные затруднения. Во-первых, у казаков нет достаточного количества коней для самих себя и под орудия, потому что прошлой зимой татары угнали у них более 2000 коней, и осталось менее 400. Во-вторых, на лицо всего войска теперь только около 3000 человек, а на молдаван нельзя полагаться, так как этот народ известен своим непостоянством и вероломством. В-третьих, посол предлагал им слишком малое вознаграждение и вообще слишком неопределенные условия службы. В заключение они вызывались выйти в море и напасть на Килию и Бабадаг, лежащие в устьях Дуная.
Посол старался устранить эти возражения и уговорить казаков, чтобы они немедля двинулись в Валахию, где бы загородили татарам путь в Венгрию. Когда есаулы сообщили Большой или Черной раде о сих переговорах, она вновь выразила свое согласие кликами и бросанием шапок. Но в тот же вечер более зажиточные казаки, например, челновладельцы и их сторонники, ходили из хаты в хату и смущали простой народ, выставляя поход слишком далеким и опасным, и советовали хорошенько прежде обдумать все предприятие, чтобы потом не раскаиваться. Особенно налегали они на незначительность присланной им суммы (8000 червонцев), тогда как много требуется денег на покупку хлеба и лошадей; а между тем им не дают никакого письменного обеспечения, скрепленного императорскою печатью; когда же они зайдут далеко в глубь чужой страны, а надобность в них минует, то их могут просто оставить ни при чем.
Такие речи подействовали, и на следующее утро, 21 июня, рада постановила решение совсем противное тому, которое было сделано накануне. Тщетно Ляссота уговаривал казаков; тщетно поддерживал его сам Микошинский, который даже отказался было от начальства; но его упросили взять свой отказ назад. Несколько раз собиралась рада; составлялись разные планы и условия; решали их и опять перерешали. Между прочим, хотели просить о помощи и московского государя. Наконец остановились на том, чтобы с послом отправить к императору двух депутатов от войска, для определения условий будущей казацкой службы. Выбрали двух сотников, Федоровича и Ничипора, как уполномоченных от всего товарищества или от «рыцарства вольного войска Запорожского», которым и вручили войсковую грамоту императору. 2 июля посол отплыл из Сечи вверх по Днепру, при звуке барабанов, труб и пушечной пальбе. Таким образом успеха его посольство не имело. Но записки его довольно живо рисуют перед нами характер Запорожского войска с его шумными, непоследовательными радами, с его малым уважением к старшине и любовью к полному равенству, с его стремлением к свободе и независимости от собственного, т. е. польского, правительства. Это стремление, как известно, и было одним из главных двигателей последующих восстаний и отчаянной борьбы украинского народа с ляхами.
В первой четверти XVII века, при гетмане Сагайдачном, Запорожская Сечь вновь была перенесена на остров Хортицу, самый крупный из Днепровских островов, обильный лесом, лугами, речками и озерами. (Впрочем, тут она оставалась недолго.) К нему прилегает небольшой остров Малая Хортица, на котором когда-то укрепился князь Дмитрий Вишневецкий и который поэтому можно считать колыбелью запорожских сечей.
Французский инженер Боплан, служивший польским королям Сигизмунду III и Владиславу IV в качестве инженера и артиллериста, как очевидец, следующим образом описывает морские и сухопутные походы запорожцев.
«Почти ежегодно казаки на своих челнах разгуливают по Эвсксинскому Понту. Неоднократно они грабили владения Крымского хана, опустошали Анатолию, разорили Требизонд, доплывали до Босфора и даже в трех милях от Константинополя предавали все огню и мечу. На родину казаки возвращаются с богатою добычею и немногими пленными, по большей части с детьми, которых употребляют в услужение или дарят польским магнатам; взрослых же турок в плен не берут, разве надеются получить за них дорогой выкуп. Число казаков, предпринимающих таковые набеги, не превышает 6 или 10 тысяч. Нельзя надивиться, с какою смелостью они переплывают море на изготовленных ими же утлых челнах».
«Несколько ниже реки Чертомлыка, почти посредине Днепра, находится довольно большой остров с древними развалинами, окруженный со всех сторон более нежели 10 000 (?) островов; они разбросаны беспорядочно, почву имеют иные сухую, другие болотистую; все заросли камышом, торчащим наподобие пик и закрывающим протоки между островами. Сии-то многочисленные острова служат притоном для казаков, которые называют их Войсковою Скарбницею, т. е. казною. Все они, исключая развалин, потопляются весенним половодьем. Там никакие силы турок не могут вредить казакам. Однажды преследовавшие их турецкие галеры проникли до самой Скарбницы; но тут в лабиринте островов запутались и не могли найти выхода. Казаки грянули в них из ружей с челнов, закрытых камышами, потопили многие галеры и так напугали, что с тех пор турки не смеют входить в Днепр далее 4 или 5 миль от устья. Каждый казак имеет на островах свой тайный уголок. Возвратясь с поисков над турками, они делят в скарбнице добычу, и все, что ни получают, скрывают под водою, исключая вещей, повреждаемых оною. В Войсковой Скарбнице запорожцы строят также свои челны, имеющие в длину 60, в ширину от 10 до 12, а в глубину 8 футов и снабженные двумя рулями. Эти челны, имея с каждой стороны по 10 и 15 весел, плывут на гребле скорее турецкой галеры.
