Книга Дневники княжон Романовых. Загубленные жизни - Хелен Раппапорт

Когда летом 1914 года Россия вступила в войну, в стране остро не хватало медсестер. Потери российской армии были огромны: только за первые пять дней в ожесточенных боях было убито или ранено 70 000 человек. В связи с этим российское правительство определило, что необходимо в кратчайшие сроки подготовить не менее 10 000 медсестер. Воодушевленные осознанием своего патриотического долга, многие дамы высшего света Санкт‑Петербурга, точнее говоря, Петрограда, как был вскоре переименован город, а также жены и дочери чиновников, учителей и преподавателей вузов немедленно приступили к получению медицинской подготовки, чтобы внести свой вклад в мобилизацию всех сил на оборону страны. К сентябрю нехватка медсестер стала особенно ощутимой. Российский Красный Крест сократил стандартный одногодичный курс обучения до двух месяцев. Поэтому многие женщины, даже не прослушав полный курс, получали право называться сестрами милосердия — так называли медсестер в России.

С самого первого дня войны царица твердо решила, что она и две ее старшие дочери тоже должны внести свой вклад. В начале сентября они прошли обучение сестринскому делу на курсах Красного Креста и стали скромно называться сестрами Романовыми под номерами 1, 2 и 3[885]. Хотя Мария и Анастасия были еще слишком молоды, чтобы обучаться сестринскому делу, они все равно должны были принимать активное участие в деятельности общины сестер милосердия в качестве посетительниц больницы. Царица и ее дочери, как никто другой, олицетворяли вклад женщин в обеспечение фронта в России в течение долгих и тяжелых двух с половиной лет войны, которые предшествовали революции 1917 года. Повсеместно — в газетах, журналах и на витринах магазинов — самым распространенным, получившим широкую известность изображением женской части царской семьи была фотография трех императорских сестер милосердия, скромно одетых в простую сестринскую форму. Петербургский журнал «Столица и усадьба» регулярно печатал подобные фотографии на своих страницах. Это вдохновило многих других русских женщин последовать примеру царицы и ее дочерей[886]. Эдит Альмединген вспоминала городские улицы того периода истории, полные молодых женщин, которые были взбудоражены «лихорадкой работы на благо фронта» и носили «короткие белые вуали и алый наперсный крест поверх белых фартуков»[887].

Война оживила больную царицу. «Забота о раненых является моим утешением», — утверждала она[888]. Уже через три дня после начала войны Александра взяла под свое руководство всеобщее национальное движение по обеспечению фронта, восстановив систему снабжения, состоящую из огромных складов, которые она во время войны с Японией развернула в Зимнем дворце и во многих других местах. Помимо изготовления хирургических повязок и других необходимых перевязочных материалов, склады также занимались хранением и распределением медикаментов, «нескоропортящихся продуктов питания, сладостей, сигарет, одежды, одеял, сапог, различных сувениров и предметов религиозного культа, таких как брошюры, открытки и иконы», и направляли все это раненым[889]. Вскоре там стало собираться множество состоятельных дам, одетых в простую рабочую одежду. Они обучались работать на швейных машинках под руководством профессиональных портних и затем шили постельное белье для раненых, многие часы подряд занимались упаковкой марли и сворачиванием бинтов[890]. Все основные залы Зимнего дворца — концертный зал и другие большие приемные покои, в том числе и императорский театр и даже тронный зал, — были превращены в больничные палаты для раненых. Прекрасные паркетные полы были покрыты линолеумом и заставлены рядами железных кроватей. В скором времени, без излишней суеты и помпы, царица и две ее старшие дочери стали появляться не только в Петрограде и Царском Селе, но и в Москве, Витебске, Новгороде, Одессе, Виннице и других западных и южных губерниях Российской империи. Они проводили инспекцию военно‑санитарных поездов и посещали множество больниц и складов, созданных Александрой. Часто к ним присоединялись Мария с Анастасией, а также Алексей. Кроме того, многочисленная британская колония в Петрограде объединилась во имя общей цели. Во главе стояла жена посла, Джорджина, леди Бьюкенен, которая руководила госпиталем Британской колонии для раненых русских солдат[891], открытым 14 сентября в крыле большой Покровской больницы на Васильевском острове. Дочь леди Джорджины, Мэриэл, вскоре стала работать там сиделкой на добровольных началах[892].

Когда позднее лето сменилось осенью, улицы Петрограда изменили свой привычный вид: во многих домах теперь были госпитали, над ними развевались флаги Красного Креста и российский национальный трехцветный флаг. На Невском стало гораздо меньше снующих туда‑сюда изящных экипажей и модных легковых автомобилей. Вместо этого по широкому проспекту нескончаемой вереницей шли кареты «Скорой помощи», перевозившие раненых в госпитали, да грохотали фургоны с припасами. Царское Село тоже стало городом госпиталей, его тихие зеленые улицы превратились в транспортные магистрали, по которым и днем, и ночью медленно катились тихоходные санитарные кареты Красного Креста, везущие бледных раненых. Для перевозки раненых использовались и многочисленные частные транспортные средства, в том числе и многие автомобили из императорского парка легковых машин. Здесь, как и в Петрограде, все свободные большие здания были реквизированы для ухода за ранеными. Громадные позолоченные приемные Екатерининского дворца были превращены в больничные палаты и склады, а более тридцати частных дач состоятельных людей были переданы для использования в качестве военных госпиталей. Но потребность в койко‑местах для раненых росла так быстро, что в скором времени и небольшие частные дома были тоже реквизированы для военных нужд. В сентябре доктор Боткин организовал импровизированную больничную палату для семи пациентов в своем доме.