Ведущий заседание секретарь правления Союза писателей СССР Лев Матвеевич Субоцкий — в прошлом завотделом литературы и искусства главной советской газеты «Правда» и одновременно прокурор Главной военной прокуратуры, отправивший на расстрел десятки ни в чем не повинных людей, а потом сам севший на два года (всего!), доклад Кима одобрил. Если советский детектив ведет к «познанию жизни и воспитанию народа» — так тому и быть, пусть ведет. Фантаст-очеркист (была и такая литературная специальность) из Детгиза Кирилл Константинович Андреев прокурора-редактора поддержал: «Жанр романа тайн может быть возрожден и развит».
Доклад Романа Николаевича произвел благожелательное впечатление на секретариат. Через пять месяцев, в октябре 1947 года, Ким был принят в союз — без книг («Три дома напротив…» не в счет) и с минимальным количеством публикаций. Первое произведение новобранца — критический и не слишком интересный памфлет о пороках штатовской литературы «Путешествие на американский Парнас» появился в первом номере «Нового мира» за 1948 год.
«Тетрадь, найденная в Сунчоне» впервые вышла в майском номере журнала «Новый мир» за 1951 год. Значит, окончена она была вряд ли позднее конца 1950-го. Сразу после выхода повесть становится известна японцам. Кому именно — непонятно, но не исключено, что это произошло с помощью Отакэ Хирокити, сидевшего во время войны в тюрьме за свои левые и русофильские взгляды, а теперь освобожденного. Каким-то образом повесть очутилась в издательстве «Гогацу сёбо» в руках переводчика Такаги Хидэто[409]. Интересно и то, что в ежегодно издаваемом Союзом писателей СССР списке переводов советских авторов на иностранные языки этой книги Романа Кима нет вообще. Она попала в Японию тайным, контрабандным путем. Для советского времени, да еще в отношении автора — вчерашнего заключенного, это был неслыханный поступок. К сожалению, в маленьком токийском издательстве «Гогацу сёбо», существующем и сегодня, не сохранились архивы тех лет, и ныне работающие сотрудники ничего не знают о Такаги. Неизвестно даже, настоящее это имя или псевдоним. В пользу последнего соображения то, что никаких упоминаний о таком переводчике в истории японской литературы нет, за исключением 1952 года, когда была издана книга Кима. И в этом же году в переводе Такаги Хидэто, и в том же «Гогацу сёбо», вышли еще две книги — других советских авторов.
Мы уже знакомы с довольно странным предисловием к «Тетради…» и говорили, что книга Кима в японском переводе получила тяжеловесное название «Сэппуку сита камботати ва икитэ иру», то есть «Штабные офицеры, совершившие сэппуку, живы». Сэппуку — это привычное уже нам слово «харакири». По цензурным соображениям книгу сократили примерно на четверть. Полный ее вариант, в другом переводе, появился в Японии лишь в 1976 году, уже после смерти автора. К тому же в руки Такаги Хидэто попала версия книги, известная нам только по первым двум изданиям. Во всяком случае, в предисловии он упоминает сознательные или несознательные ошибки Кима, связанные с географическими названиями. Этих ошибок в советских изданиях после 1952 года нет. Значит, Ким их исправил уже после того, как текст книги попал в Японию. Наконец, в финале предисловия переводчик сообщает о том, что Ким написал книгу о югославском лидере Иосипе Броз Тито. Но единственным романом о Тито, написанным и изданным в СССР, была «Югославская трагедия» Ореста Мальцева, вышедшая в 1951 году.
Несмотря на восторженные отзывы переводчика, «Штабные офицеры…» не произвели фурор в Токио, хотя тираж и был распродан. Судьба «Тетради…» в Советском Союзе сложилась счастливее. В июле 1951 года, когда вышла рецензия в «Правде» (ее автором был фронтовик, Герой Советского Союза Сергей Борзенко), Роман Николаевич отдыхал в Доме творчества писателей в Юрмале. 30 июля в письме Анатолию Тарасенкову — заместителю главного редактора «Нового мира», где и вышла повесть, он рассказывал о том, как сначала сильно испугался, узнав, что о книге написали в «Правде», а затем стал новой звездой советской литературы: «В нашей комнате уже толпились люди, жали руки моей жене, потом кинулись ко мне, директор Дома творчества Бауман всунул мне в руки роскошный букет — и начался суматошный день, один из самых радостных в моей жизни. Жена сбегала на вокзал, купила три номера “Правды” и убедилась, что во всех трех номерах текст статьи одинаков»[410]. Рецензия «Правды» была командой: если она была отрицательной, автора немедленно сживали со свету, как это было в случае с Зощенко примерно в те же годы. Если же рецензия выходила хвалебная, автор книги в мгновение ока достигал вершин успеха сталинской эпохи. Справедливости ради надо сказать, что «Тетрадь…» была действительно хороша: правдива в деталях, увлекательна по сюжету и достаточно легка для восприятия. Книгу высоко оценили и массовый читатель, и специалисты. Военный переводчик японского языка Аркадий Стругацкий в начале декабря 1952 года писал брату Борису с Камчатки: «Да, непременно прочитай “Тетрадь, найденную в Сунчоне” Романа Кима. Это вещь!»[411] Братья еще только задумывались о литературной карьере, до их первой книги оставалось еще семь лет, но одним из ориентиров для них в понимании того, что такое «настоящая вещь», стало произведение Романа Кима.
Зимой 1953 года Анатолий Кузьмич Тарасенков уволился из «Нового мира» из-за политического давления на редакцию — в журнале публиковали слишком много «неблагонадежных» поэтов. Возможно поэтому Роман Николаевич не смог, как обещал, быстро подготовить «новую вещь — листов на 7–8»[412]. Очередная книга, она называлась «Девушка из Хиросимы», вышла только в августе — сентябре 1954 года, и не в «Новом мире», а в «Октябре». Повесть получилась «проходной» — сегодня она уже практически забыта. Скорее всего, это произошло из-за переизбытка, не без ущерба для художественного достоинства, идеологических мотивов. В 1954 году трагедия Хиросимы и Нагасаки была близка и болезненна, но сконцентрированный вокруг этой темы сюжет оказался слишком уж злободневным, журнальным. Роман Николаевич был, безусловно, блестящим журналистом, но мало кто из представителей этой профессии остался в памяти потомков в качестве самобытных писателей (самое яркое исключение — Владимир Гиляровский).
События в «Девушке из Хиросимы» развиваются предсказуемо до шаблонности, несмотря на их очевидную правдоподобность: девочка Сумико выживает после атомной бомбардировки ее родного города 6 августа 1945 года. Поступив работать на фабрику, она становится членом подпольной коммунистической организации, естественно, борющейся за мир во всём мире и против американских баз — в 1950-х годах это было широко распространенным явлением в Японии. В организацию внедрен провокатор, и Сумико участвует в его выслеживании и разоблачении. Всё очень реалистично, но не всегда реалистичность — это именно то, что нужно остросюжетному роману.
