Вопреки традиции „Юности“ не печатать пьес и киносценариев, берем. Старик доволен. Мы тоже. Яростно пьем чай. Грызем сушки. Даже по такому случаю Самуилу Яковлевичу дома не дают поблажки.
И вот последняя страница, как бы завершающая для меня портрет этого удивительного писателя. Лето. Пьеса „Умные вещи“ публикуется в журнале. Мы уже все знаем, автор тяжело болен, лишился зрения, дни его сочтены. Его не разрешают беспокоить посещением. И, несмотря на это, он требует, именно требует, гневно требует листки верстки. Посылаем, разумеется, так, для вежливости. До рукописи ли человеку, когда врачи ведут борьбу за каждую минуту его жизни?
И вдруг мне на дачу в Болшево звонок — женский голос:
„С вами хочет говорить Самуил Яковлевич“.
Зная его состояние, я, признаюсь, подумал: скверный розыгрыш. Сразу же приходит на ум один наш общий знакомый, который умеет отлично его изображать. Я уже готов соответственно отреагировать на эту, как мне кажется, неуместную шутку, а в трубке уже слышится:
— Бога ради, простите… Я, голубчик, беспокою вас на отдыхе. Ведь да? Ну вот, видите!.. Я насчет верстки. Мне ее прочитали. Извините, но вот беспокою вас, надо внести некоторые поправки. Да-да, очень существенные поправки. Так что, голубчик мой, примите их по телефону.
Все, все знаю. И то, как он болел. И то, сколько ему осталось жить. Неужели это действительно звонит он? Нет, конечно же розыгрыш. И я говорю как можно суше и бюрократичнее:
— Не понимаю, о каких поправках речь.
И тут я слышу то, что сразу убеждает меня, что это не мистификация, что я говорю с настоящим Маршаком, с поэтом, находящимся при смерти.
— Голубчик мой, вы, наверное, слышали, что я ослеп. Ничего не вижу. Но гранки мне прочли. Поверьте, там есть серьезные огрехи. Нет-нет, не ваши, а мои огрехи… Гранки перед вами? Найдите страничку такую-то. Нашли? Реплика царя. Разве царь может так говорить? Возьмите карандашик, я вам продиктую поправку.
Мне становится страшно:
— Самуил Яковлевич, я к вам заеду. Журнал потерпит.
— Нет, нет, нет, это мы с вами можем потерпеть, а журнал терпеть не может. У нас миллионы читателей, им надо вовремя доставлять журнал. Записывайте. — Это звучит уже как приказ…
С облегчением положил на рычаг трубку: значит, все не так страшно. Но уже на следующий день слушали мы сообщение о кончине Самуила Яковлевича Маршака».
В журнале «Юность», членом редколлегии которого Маршак состоял до конца жизни, пьеса была напечатана вместе с некрологом. В нем были такие слова: «Маршак всегда совершенствовал свои произведения, пока это было возможно… Он умер, как боец, не выпуская из рук своего оружия». Спектакль же по пьесе был впервые поставлен Государственным академическим Малым театром Союза ССР в 1965 году. Режиссером-постановщиком стал давний друг Маршака Евгений Рубенович Симонов. Однажды он сказал мне: «Над этой пьесой я работал с такой же охотой, как когда-то отец над „Принцессой Турандот“. Все говорят о Маршаке как о большом поэте, гениальном переводчике. Мне кажется, что в драматургии он был не менее талантлив, чем в других видах литературы».
Итак, вечером 3 июля 1964 года Маршак, продиктовав письмо школьникам из Белгорода, продолжил работать с Валентиной Семеновной. Он напомнил ей, чтобы она завтра принесла рукопись лирических эпиграмм. В тот же вечер, ближе к ночи, он позвонил по телефону сыну: «Я чувствую себя немного лучше. Спокойной ночи, мой мальчик» — это были последние слова отца, услышанные Иммануэлем Самойловичем. На следующее утро Иммануэлю Самойловичу на работу позвонил врач и попросил его немедленно приехать. «Когда сломя голову я примчался в больницу, он лежал под кислородной палаткой, судорожно глотая воздух.
— Кто это? — спросил он, ничего не видя. — Дай руку.
Через несколько часов его не стало».
Незадолго до этого он написал такие стихи:
И час настал. И смерть пришла, как дело, Пришла не в романтических мечтах, А как-то просто сердцем завладела, В нем заглушив страдание и страх.
«В последние дни он был каким-то особенно ясным и просветленным, трепетным, как натянутая струна, — вспоминает Иммануэль Самойлович. — Моя жена, Мария Андреевна Маршак, первого и второго июля навещала его вместе с приехавшей из-за границы, чтобы повидаться с Самуилом Яковлевичем, его племянницей — художницей Авиталь Сагалиной-Шварц, дочерью его сестры, Сусанны Яковлевны. Во время этих посещений он подробно рассказывал о всей своей жизни, о множестве встреченных им людей, говорил о своем отношении к искусству, прочитал на память много стихов. Жена сделала на клочке бумаги беглые записи этих бесед, которые позже мы с ней постарались привести в порядок. Возможно, что нам не удалось восстановить последовательность того, о чем тогда говорилось. Кое-что было упущено. Привожу основную часть этих записей.
…Второго июля Самуил Яковлевич сразу начал говорить об искусстве. Первые его слова были:
— Ну, вот что, слушай меня, — как будто он перед этим готовился к беседе.
Усадив Авиталь около своей кровати и взяв ее за руку („Твое прикосновение — такое легкое“, — сказал отец по-английски), он начал:
— Я всегда считал, что искусство состоит из единства трех основных факторов: мысли, чувства и воли. Очень важно сохранить свою волю, детскую. В детстве мы себя чувствуем как „воля“. Как-то мой маленький брат, Люся, тонул. А старший брат (находившийся на берегу) тоже не умел плавать. Он закричал: „Плыви, негодяй, плыви, мерзавец!“ — и тот почувствовал, что у него есть сила. Своей волей старший брат заставил младшего плыть, спастись.
— Лень — это аморфность, противоположность воле. Все механическое — это смерть…
В театре часто аплодируют не игре актера, а благородным поступкам. А в жизни — не умеют. („В театре жизни видел он не сцену, а лысины сидящих перед ним“.)
— „Лирические эпиграммы“, — добавил он, — это мое завещание».
Вот две эпиграммы-«завещания» Маршака:
Пускай бегут и после нас, Сменяясь, век за веком, — Мир умирает каждый раз С умершим человеком…
* * *
Не погрузится мир без нас В былое, как потемки. В нем будет вечное сейчас, Пока живут потомки…
В последний путь Маршака провожали с самыми высокими почестями, таких удостаиваются немногие. Средства массовой информации распространили сообщение от Совета министров СССР:
«Совет министров СССР с глубоким прискорбием извещает, что 4 июля 1964 года, после тяжелой, продолжительной болезни скончался выдающийся советский поэт, лауреат Ленинской премии Маршак Самуил Яковлевич».
7 июля 1964 года в «Литературной газете» выступил Сергей Владимирович Михалков: «Советский народ потерял сегодня не только крупнейшего представителя нашей литературы, культуры, но и мудрого наставника нескольких поколений строителей нового общества, замечательного, верного друга миллионов детей всех национальностей. С. Я. Маршак был учителем многих, ставших ныне известными, поэтов разных поколений. Основоположник великой советской литературы для детей, он заложил основы той сокровищницы, которую мы призваны неустанно пополнять. Самуил Маршак — символ всего умного, жизнерадостного, оптимистического в нашей литературе…
