Жан разошелся. Он попытался уговорить Арину пойти с ним и написать жалобу. Арина вовсе не собиралась этого делать и не потому, что ей не хотелось связываться с Ротшильдами, а просто ее не очень убедила версия Жана. Арине не верилось, что у Ротшильдов настолько глупый обслуживающий персонал, чтобы заниматься подобными вещами, тем более в дневное время. В парке днем гуляли люди, и можно было ненароком зашибить кого-то. Нет, тот, кто подпилил ветки, сделал это сознательно. Именно тогда, когда она проходила под деревом. А это значит, что хотели убить ее, Арину, или напугать. От этой мысли Арине сделалось очень и очень неуютно. Что за проклятое место? Здесь же покушались на Питера Гилмора, а убили Диего, дядю Сильвии. Если следовать логике Боннара, то покушения должны были прекратиться. Ведь виновные найдены. Значит, она права, есть еще кто-то, кому не хочется, чтобы она и дальше совала свой нос в дела комиссии. И дали ей это очень ясно понять. Яснее некуда. Ветка, упав на нее, может быть, и не убила бы, но покалечила, это точно. Но у Арины был дурной нрав: если она знала, что ей не следует куда-то лезть, то обязательно именно это и делала.
Пока шла к ООН, Арина пыталась понять, кто мог быть этот «благожелатель», кто так внимательно наблюдает за ее передвижениями? Скорее всего, за ней следили уже в ресторане. Кто знал о том, что она там будет? Довольно много народа. Чоудхури, секретарша Батлера, еще двое-трое сотрудников комиссии, находившихся в приемной, когда она разговаривала с Чоудхури. Наконец, об этом знала Жанна, которой она позвонила, выйдя из ресторана. Странно, Жанна оказывается замешанной тем или иным образом во всех ситуациях, в которых она пытается разобраться. И почему все-таки она не уезжает вслед за Сергеем? Возможно, у нее есть какие-то дела в Женеве, которые удерживают ее? В Женеве или в комиссии… Она хочет уехать, но не может. Поэтому так и страдает. А может, только делает вид? А на самом деле не так уж и любит Сергея? Есть же Мишель Вуалье, ее муж. А что, если они оба все-таки замешаны в этом деле? Тогда все вполне логично. Не хочется в это верить. Но пока нельзя просить ее о помощи. Это ясно. Придется действовать в одиночку.
У Арины уже созрел план действий. Она хотела пойти в архив и просмотреть оригиналы претензий. Еще утром она намеревалась попросить у Батлера официальный доступ к ним. Придя на работу, она сразу же позвонила ему, но ассистентка ответила, что председатель комиссии уехал на какое-то совещание, которое продлится до вечера. Арина не хотела ждать до завтра. Она позвонила Олегу и предупредила, чтобы ее сегодня не ждали к ужину. Скорее всего, она придет очень поздно.
– Риш, что случилось?
– Все в порядке, просто надо поработать. Закончить кое-что.
– Ты чего, меня, старого воробья, на мякине хочешь провести? Выкладывай сейчас же!
– Я тебе все расскажу вечером. А сейчас мне действительно надо поработать. Я буду в ООН, не волнуйся. Ты лучше проследи, чтобы Настя вымыла лапы Типи после прогулки. И пусть потом вытрет их полотенцем. Я же специально повесила над раковиной. А то она если и вымоет, то не вытрет. И потом по всем комнатам следы от мокрых лап. А мне ползать и подтирать.
То, что Арина заговорила о Типи, отвлекло Олега. Успокоенный тем, что жена в ООН и никуда оттуда двигаться не собирается, пообещал собственноручно вымыть собаку в соответствии с полученной инструкцией.
Повесив трубку, Арина подошла к металлическому шкафу, стоявшему у нее в кабинете, достала с верхней полки коробку. Открыла ее и вытащила оттуда ключ. Это был ключ от хранилища с претензиями. В самом начале своей работы в комиссии ей понадобилось посмотреть личные дела сотрудников. Жанна дала ей свой ключ от хранилища. Вот тогда, не успев все просмотреть и намереваясь сделать это позже, она и сделала копию ключа.
Взяв на всякий случай бутылку воды – кто знает, сколько ей придется просидеть там, – она отправилась в подвал основного здания. Было четыре часа. Дождавшись, когда по коридору, ведущему к кафетерию, никто не шел, Арина открыла дверь хранилища, вошла внутрь, заперла дверь изнутри и зажгла свет. Со всех сторон высились металлические выдвижные стеллажи, заполненные сотнями синих пластиковых коробок с претензиями. Поступали они из разных стран, которые пострадали от того, что их территории были затоплены.
Арина понятия не имела, где ей надо искать. Она пошла вдоль рядов. В самом конце огромного помещения Арина увидела на стеллажах надпись, говорившую о том, что именно здесь хранились претензии от компаний, которые осуществляли те или иные проекты в разных странах. После долгих поисков она наконец нашла стеллаж, где хранились досье компаний, работавших в Бангладеш. Окинув взглядом длинные ряды коробок, Арина вздохнула, придвинула к стеллажу раздвижную лестницу. Она вытаскивала коробки по одной, спускала на пол и просматривала документы. Вскоре Арина потеряла счет коробкам. Спина ныла, руки уже не слушались ее, и каждая коробка казалась намного тяжелее предыдущей. Противно заныл правый висок. «Так, еще не хватало, чтобы голова разболелась. А таблетки в кабинете, не идти же за ними», – подумала она. Вытаскивая очередную коробку, оступилась, пошатнулась, коробка полетела вниз, а вслед за ней она. Шлепнулась она на попу, а головой ударилась о соседний стеллаж. Удар был настолько сильным, что на несколько минут отключилась. Когда пришла в себя, то болела, как ни странно, не голова, а левая рука, которую она выставила вперед, падая. Рука болела так сильно, что Арина застонала. Из глаз хлынули слезы. «Боже мой, неужели я сломала руку?» Она стиснула зубы, но молча терпеть боль было трудно. Поэтому она разрешила себе легонько поскуливать. С трудом встала и приложила ноющую руку к холодному металлу стеллажа. Арина с испугом видела, что рука в запястье потихоньку опухает. Вдруг раздался звук открываемой двери. Потом она услышала щелчок, и везде потух свет, дверь захлопнулась, и ее заперли снаружи. «Господи, это еще что такое?» – Арина не на шутку испугалась. Осторожно, стараясь ненароком не задеть за что-то рукой, пробралась к двери, нашарила выключатель и нажала на кнопку: свет загорелся. С трудом поднесла руку к глазам – стрелка часов перевалила за девять. Арина поняла, что свет выключил охранник, который в девять часов обходит все помещения, где хранятся претензии, и включает охрану. Щиток с сигнализацией находился снаружи. Если она откроет дверь изнутри, то зазвучит сирена. Арина секунду раздумывала: постучать в дверь, позвать охранника? Но как она объяснит, почему она тут находится? Объяснить-то, положим, можно, но завтра об этом узнают в комиссии. А этого она сейчас меньше всего хотела. Арина посмотрела на руку: рука болела сильно, но опухоль больше не увеличивалась. Она пошевелила пальцами. Ура, двигаются! Значит, все-таки не перелом. Арина вернулась к валявшейся на полу коробке и разбросанным вокруг досье. Кое-как, одной рукой стала собирать их и засовывать обратно, просматривая по инерции титульные листы и думая, как быть дальше. И вдруг на очередной поднятой с полу папке она увидела выведенные печатными буквами слова: «Инжиниринг энд Проспектинг». Она застыла в изумлении: вот то, что она искала! Невероятно, но факт! Как будто кто-то там, наверху, решил пожалеть ее после падения! Арина положила оставшиеся папки в коробку, взяла нужную и пошла к рабочему столу, стоявшему недалеко от входа. Зажгла настольную лампу, села, положила папку на стол и достала мобильный телефон. Сейчас десять часов. Олег наверняка уже волнуется. Странно, что он еще не звонил. Арина набрала домашний номер.
