— Мама, — заговорила Луиза, спрятав поглубже свое разочарование. — Я очень основательно все продумала. У меня есть свои планы. Я не нуждаюсь в том, чтобы ты взяла на себя житейские заботы обо мне. Я нуждаюсь только в твоей моральной поддержке.
— Я не могу оказать тебе моральную поддержку, — сказала Оливия, по-видимому, готовая заплакать во второй раз за этот вечер. Луиза и Рейчел замерли. — Ты не ведаешь, что творишь. Господи, Луиза, что с тобой? В наше время проблему решить нетрудно. Совсем не так, как было в дни моей молодости. Тогда это было запрещено законом. Забеременела — так тому и быть, это твое дело. И его, кем бы он ни был. Матери-одиночки были словно меченые. Где бы они ни появлялись, на них оставалось клеймо позора.
— Чем больше перемен…[46]— пробормотала Рейчел.
— Я… — Луиза лихорадочно обдумывала ответ, в мыслях царил хаос. — Я не собираюсь быть матерью-одиночкой. Я собираюсь жить вместе с Джоном.
— Я думала, вы с ним расстались, — произнесла Оливия с видом еще более удрученным, чем прежде.
— Расстались, но теперь снова сошлись. — Луиза запнулась: она никогда не видела мать настолько ошарашенной. — Мы решили попробовать создать семью. Если не получится, что ж, тогда я…
— Ты хочешь выйти за него замуж? — Голос у Оливии дрогнул. — Из-за ребенка?
— И да и нет. Скорее нет. Я не уверена. Но насколько я понимаю, он хочет жениться на мне.
Оливия встала. Прошлась по кухне, повернула ключ в задней двери и распахнула ее. В комнату ворвался декабрьский холодный воздух. Оливия сделала несколько вдохов и захлопнула дверь. Повернулась к Луизе и сказала:
— Луиза, я не могу тебе это позволить.
— Но ты не можешь этому воспрепятствовать.
— Я говорю тебе, что в таком случае на меня не рассчитывай. Ни на мою финансовую поддержку, ни на помощь в заботах о ребенке. Я не намерена разыгрывать роль любящей бабушки. Слишком долго пришлось мне заниматься вами обеими. Теперь я хотела бы пожить для себя. Ты не должна быть такой… эгоистичной.
— Я ничего не жду от тебя, мама. Никаких перемен вообще не будет.
— Как ты можешь говорить такое? Все переменится. И я должна вести себя соответствующим образом. Ты будешь во мне нуждаться. Джон не будет тебе предан. Я не смогу бросить тебя одну с ребенком. Тебе нужно где-то жить, нужно, чтобы кто-то оставался с ребенком, пока ты занимаешься своими делами. Кто еще может тебе в этом помочь?
— Ты видела Джона всего один раз. Он переменился. По-настоящему счастлив. Мама, я должна попытаться во имя ребенка.
— Ты говоришь о браке с человеком, которого не любишь! — запротестовала Оливия, возбужденно размахивая руками. — Всю оставшуюся жизнь ты будешь в этом раскаиваться. И это в том случае, если вы уживетесь вместе. А если нет, ты опять-таки останешься одна с ребенком. Я возлагала на тебя такие надежды! На вас обеих. И посмотрите на себя. Вы, кажется, только и умеете, что разрушать себя.
— Достаточно, мама, — глухим, низким голосом произнесла Рейчел.
— Нет, не достаточно! — Оливия так крепко стукнула кулаком по столу, что Луиза и Рейчел как по команде отодвинули от стола свои стулья. — Вы ничего не понимаете! Я вышла замуж за человека, которого не любила, понятно? Я его не любила, но прожила с ним долгие годы из-за вас, своих дочерей.
Луиза вытаращила глаза. Их мать? Не любила отца? Как это могло быть?
— Что ты несешь? Разумеется, ты любила папу. Ты просто выпила слишком много рейнвейна и впала в слезливое раскаяние.
— Я была вынуждена выйти за него! Тебе непонятно? — накинулась на Луизу Оливия.
— Что значит — вынуждена?
Рейчел молча глотнула вина.
— Из-за нее! — выкрикнула Оливия, указав на Рейчел. — Потому что я была беременна, а в то время у нас не было иного выбора, кроме как либо умереть на грязном столе в подпольном абортарии, либо выйти замуж. Теперь все по-другому. У вас есть выбор. Неужели вы этого не понимаете?
Луиза смотрела на мать открыв рот.
— Ты в порядке, Лу? — послышался у нее над ухом мягкий голос сестры.
Луиза кивнула.
— Я просто не понимаю, что происходит.
— Может, ляжешь в постель? У тебя усталый вид.
— Нет. Я почувствовала новый прилив сил. Хочу, чтобы мне объяснили, в чем дело.
Оливия вдруг вскочила и, схватив чайник, взмахнула им в воздухе. Лицо у нее все еще было искаженное.
— Хотите кофе?
Оливия налила в чайник воды и включила его в розетку. Рейчел грустно покачала головой, глядя матери в спину.
— Бедная мама, — заговорила она негромко. — Все эти годы! Неудивительно, что она была так несчастна.
Оливия достала из шкафа посуду, со звоном расставила чашки по блюдцам. Вынула из выдвижного ящичка несколько чайных ложек и бросила на стол.
— Я чувствую себя прекрасно. — Оливия фыркнула. — Прости, Рейчел, что я выложила тебе это. Не надо было говорить тебе прямо в лицо. Я никогда не жалела, что родила тебя. — Она принялась раскладывать ложечки по блюдцам. Схватила банку с кофе и рывком сняла крышку. Луиза и Рейчел молча следили за последующим взлетом гранул и падением их на пол.
— Мама, — по-прежнему тихо произнесла Рейчел, — я об этом знала.
Ложечки звякнули.
— Ты не должна была знать, — сказала Оливия, прикладывая ладонь к чайнику, чтобы проверить, согрелся ли он.
— Но я знала. Папа сказал мне.
— Он это сделал?
Оливия зачем-то почесала голову, чайная ложка вылетела у нее из пальцев и свалилась в раковину. Оливия заменила ее другой.
— Сделал.
— Когда? — неожиданно тонким, даже писклявым голосом спросила Луиза.
— Давно. Он обещал мне не говорить маме, что я знаю.
— Тогда почему он не сказал мне? Мы говорили с ним обо всем на свете.
Лицо у Рейчел на мгновение сделалось жестким, но потом она снова сжала руку Луизы.
— Я знаю, что вы с папой очень близки, но тут было нечто, не имевшее отношения к тебе. Но мама в то время страдала от депрессии и посещала врача. Я хотела узнать почему, и папа мне рассказал.
— От депрессии? — Луиза вопросительно посмотрела на мать. — Я не помню, чтобы ты когда-то находилась в таком состоянии.
— Это преимущество быть младшей, — пояснила Рейчел. — Ты в то время истекала слюной по поводу постеров Старского и Хатча и без конца слушала записи «АББА». Ты была слишком мала, чтобы что-то замечать.
— Мама!
Луиза готова была вскочить, заложить уши руками и забегать с криком по комнате. Только неизвестно, что кричать. Мать и сестра держались так, словно эти откровения были правдой. Оливия не откликнулась. Она распахнула дверцу шкафа и достала пачку бисквитов.
