– Но есть еще и второе, – продолжил Константин. – Это шаткий триумвират самих латинян. Они ведь едва захватили Константинополь, как стали тут же грызться за власть. Как собаки, честное слово. В конце концов император, которым избрали Балдуина Фландрского, получил в свое владение всего часть захваченных ими владений Византии и, что самое смешное, только часть столицы.
– А кому же еще город достался? – не понял отец Николай.
– Дело в том, что брали его сразу две группировки этого «святого» воинства. С моря атаковали венецианцы во главе со своим дожем, которые и оттяпали себе львиную долю столицы, а с суши – бельгийцы, ломбардцы, немцы и французы. Балдуин – это представитель последних, да и то не всех. Одновременно с ним был избран королем Бонифаций Монферратский – это властитель Ломбардии. Ну и почти сразу они погрызлись между собой, причем дело дошло аж до военных действий и до захвата друг у дружки городов.
– Ничего не понимаю, – пробормотал священник. – Как же можно выбрать императора и одновременно с ним короля, которые тут же начинают войну друг с другом?! Теперь-то ты видишь, что я ни бум-бум в политике?! Я эту ерунду с бардаком пополам точно никогда не освою!
– А тебе, отче, и не надо ничего осваивать. Это у нашего князя очередная серия галопом по Европам, как я понимаю, – заметил Вячеслав. – К тому же, скорее всего, эти данные у меня, а не у тебя какой-то интерес могут вызвать. Мне же Константинополь брать. Ты продолжай, Костя, продолжай.
– А чего продолжать-то, – пожал плечами князь. – Такая же вакханалия у них и с церковью. Вначале патриархом выбрали какого-то венецианца[92]. Когда он скончался, стало совсем весело. Каждая из партий, и венецианская, и французская, выбрала своего патриарха, а тосканцы – еще одного. Для полноты счастья добавьте к ним теперь папского легата Пелагия, и получится полный винегрет.
– Ну, это все дела давно минувших дней, а вот как там сейчас обстановка и кто в данный момент рулит? – заинтересовался Вячеслав.
– Она с каждым годом все хуже и хуже. Люди убавляются – кто погиб в стычках и войнах, а кто просто назад подался, на родину поманило.
– А пополнения? – деловито осведомился воевода.
– Их больше нет. Все те, кто выступил год назад в пятый крестовый поход, а это в основном немцы и венгры во главе с королем Андреем II, до сих пор торчат под каким-то городишком в Сирии[93]. Потом они еще несколько лет будут бестолково воевать с египетским султаном. Закончится же все тем, что они попадут в окружение и будут отпущены только благодаря милости правителя Египта.
– С пополнением разобрались, – удовлетворенно кивнул Вячеслав, тут же разливая по третьей. – А в самом Константинополе кто сейчас рулит?
– Был муж сестры Балдуина – имени я точно не припомню[94], зато знаю, что он прямой потомок короля Франции Людовика VI Толстого. Да это и не важно, потому что он даже не добрался до Константинополя – погиб по дороге. И еще одного человека помню точно, но его изберут только в следующем году. Это его сын Роберт.
– Сын кого? Твоего толстого короля или мужа сестры?
– Мужа сестры. Он будет править до конца двадцатых годов, но власть у него, как я уже говорил, чисто номинальная, тем более что он вообще не имеет никакого авторитета.
– Так уж и никакого? – усомнился Вячеслав.
– В качестве доказательства приведу только один пример из совсем недалекого будущего. Этот император влюбится в девушку, которая к тому времени уже будет помолвлена с одним из французских или немецких рыцарей. Национальность я точно не помню[95], да это и не важно. Роберт уговорит мамашу девушки, чтобы она отказала этому рыцарю. Та – все-таки сам император просит руки – даст свое согласие. Тогда отвергнутый ухажер соберет свою родню с дружками, вломится ночью во дворец, отрежет несчастной девушке нос и губы, а ее мамашу вообще выкинет в Босфор. Вот такие изысканные нравы и куртуазная вежливость там сейчас царят.
– А император? – спросил отец Николай. – Точно так же с этим рыцарем поступит или…
– Никак он с ним не поступит, – невесело ухмыльнулся Константин. – Он так и не сможет добиться от своих баронов суда над этим рыцарем. Представляете?
– Ну что ж, мне все ясно. Для Роберта все плохо, а для нас – так просто замечательно. Этот сказочный бардак меня вполне устраивает, – сладко потянулся Вячеслав. – Учитывая, что время позднее, а я притомился за день, пока своих орлов гонял, пойду-ка я на боковую. Тем более что уже и выпито все. Вот только одного я не пойму, княже. Ты уж поясни мне, дураку, а почему сами никейские императоры не попытаются взять Константинополь?
– А войско? С таким количеством воинов город приступом не взять. Латиняне хоть и грызутся, как собаки, но пока еще достаточно сильны, чтобы отбиться. А твоего спецназа для удачного штурма у Ласкариса нет.
– Да я и не собираюсь его штурмовать, – пояснил Вячеслав. – Просто одной тихой безлунной ночью мои ребята спокойно вскарабкаются на стены, вырежут часовых, дойдут до ворот, откроют их, ну а дальше – дело техники. Сдается мне, что два-три десятка – это потолок моих потерь. Больше у меня «двухсотых»[96]не будет, – уверенно заявил он.
На том разговор и закончился.
Потом Константин не раз вспоминал тот вечер, и каждый раз ему казалось, что он чего-то недоговорил, а может, и наоборот – сказал, а точнее, возложил на плечи отца Николая лишку. Дипломатия и впрямь слишком серьезная штука, чтобы с нею мог справиться любой человек. И тут одних благих намерений недостаточно.
– Да ну! – отмахнулся он досадливо. – Славка прав. Согласятся они или откажутся – все равно лично отцу Николаю ничего не грозит, так что зря я пугаюсь.
ЭпилогДан приказ ему на запад…
Тот их, кто с каменной душой
Прошел все степени злодейства;
Кто режет хладною рукой
Вдовицу с бедной сиротой,
Кому смешно детей стенанье,
Кто не прощает, не щадит,
Кого убийство веселит…
А. С. Пушкин
– Ну что, хорошо растомило? – плюхнулся распаренный Вячеслав на широкую лавку в предбаннике.
