Брианна молча смотрела на него. Ей почему-то совершенно не хотелось плакать. Как хрупкий фарфоровый чайник, который она когда-то разбила, начиная новую жизнь, ее сердце разлетелось на мелкие осколки.
Глава двадцать седьмая
— Шлюха! Чертова шлюха!
Эти слова прозвучали в темноте как гром с ясного неба. Баррет вылил воду из сапога и поставил его на землю. Потом он вылил воду из второго сапога и злобно посмотрел на свою гнедую кобылу, которая мирно пощипывала травку на берегу ручья. «Следовало бы давно прибить эту мерзкую скотину», — подумал Баррет.
— Сбросить меня только потому, что она, знаете ли, испугалась, увидев рыбу, которая выпрыгнула из воды, чтобы поймать муху! — выкрикнул он и погрозил лошади кулаком. — Я сделаю из тебя огородное пугало. И из этих чертовых мулов тоже.
Когда его лошадь неожиданно дернулась, Баррет, выронив поводья, свалился прямо в ручей Ла Бронт. Мулы сразу же пустились наутек. Один из них, выбравшись на берег, умчался куда-то в темноту, сбрасывая по дороге весь свой груз. Баррет и не заметил, в какую сторону побежал этот чертов мул, да он и не собирался искать его в кромешной темноте.
Во всем виновата эта сука, на которой он женился. Это ее нужно пристрелить. Если бы она осталась дома, где ей самое место, то ничего плохого с ним бы не случилось. Когда он привезет ее домой, то снова закроет в садовом сарае и будет ее там держать до тех пор, пока все ее тело не искусают пауки и она не сойдет с ума. Тогда, если она захочет рассказать кому-нибудь о том, что она откопала в стойле, никто ей просто не поверит.
Ему стало тепло и уютно, когда он представил, что она снова вернется домой, как будто бы Брианна была для него олицетворением дома. Он вдруг с ужасом осознал, что за все это время даже ни разу не вспомнил о Глори. Все его мысли были только о Брианне и только о ней он тосковал по ночам.
Баррет начал искать среди своих вещей, разбросанных вдоль берега ручья, мешок с кофе и чайник. «Интересно, — подумал он, — почему до сих пор не вернулся Вонючка Гаррис?» Он послал его на встречу с Панчем Молтоном. Наверное, придется набить ему морду, когда он вернется, чтобы он не забывал о своих обязанностях.
Из темноты раздался крик мула. Животное было где-то рядом. Глубоко вздохнув, Баррет поставил на землю чайник и, стараясь не шуметь, пошел босиком в ту сторону, откуда раздался крик. Он прекрасно понимал, что животное не будет стоять на месте до самого утра.
В десяти милях от того места, где находился Баррет, француз и двое индейцев остановились на ночлег и разбили лагерь. Они перекусили на скорую руку и выпили виски, передавая по кругу флягу. Потом они занялись чисткой оружия, тихо посмеиваясь над тем неопытным бедолагой, которого они преследовали весь сегодняшний день. Через пару дней они догонят этого ублюдка.
А потом случится самое интересное.
Най еще даже не успел выехать за пределы палаточного лагеря, расположенного возле Виллоу Спрингс, когда услышал женский голос, который громко звал его по имени. У него сердце от радости едва не выпрыгнуло из груди. Он остановил своего жеребца и стал вглядываться вдаль. Он ожидал увидеть Брианну, однако это была не она, а Люси Декер. Она бежала к нему со всех ног, перепрыгивая через кусты полыни. Най досадливо поморщился, понимая, что встреча с этой девушкой не предвещает ничего хорошего.
— Куда ты направляешься, Кол? — спросила Люси. Она запыхалась так, что едва дышала. — Мне нужно поговорить с тобой.
— Я уезжаю, Люси.
— Что значит — уезжаешь? — воскликнула она, всплеснув руками, а ее зеленые глаза округлились от ужаса.
— Это значит, что я уже не вернусь. А теперь уходи, — сказал он, высвобождая свою руку из ее цепких пальчиков. Она тут же схватилась рукой за стремя.
— Но ты не можешь уехать без меня! Я люблю тебя, Кол.
— Зачем ты мне это говоришь, Люси? — раздраженно спросил он, теряя терпение. — Ты знаешь, что ты мне не нужна.
Най увидел, что к ним приближается Лавиния Декер. Чтобы привлечь внимание матери, Люси громко крикнула:
— Я ношу твоего ребенка, Кол! Ты не можешь так просто уехать и бросить меня одну.
Он просто задохнулся от злости.
— Может быть, ты и носишь чьего-то ребенка, но наверняка не моего. И ты это знаешь.
— Люси, в чем дело? — спросила Лавиния, подойдя к ним.
Рыдая крокодильими слезами, она повернулась к своей матери и запричитала:
— Он должен жениться на мне, мама. Ты должна заставить его сделать это.
Лавиния посмотрела на свою дочь так, как смотрят на маленького капризного ребенка.
— Не рой яму другому, девочка моя, потому, что сама в нее попадешь. И на этот раз я не буду тебе помогать из нее выбраться, — сказала Лавиния дочери. Потом она повернулась к Наю. — Прости ее, Коламбус. Девочка вбила себе в голову, что ей нужно выйти замуж, — сказала она. — Я знаю, что это не твой ребенок.
— Нет, мама, это он, он отец моего ребенка. Ты должна заставить его жениться на мне!
— Нет, Люси. С тех пор как я заметила, что у тебя прекратились месячные, я навела справки и очень быстро выяснила, с кем ты завела шашни. Еще один женатый мужчина. Только на этот раз тебе не повезло. Его убили. Я не позволю тебе опозорить невинного человека.
После этих слов Люси по-настоящему расплакалась. Она повернулась и пошла назад, в лагерь, прижав руки в лицу.
— Ты ничего не понимаешь, мама. Я просто хочу, чтобы меня любили. Почему меня не любят те мужчины, которых я люблю?
— Для того чтобы тебя полюбили, ты сама должна любить. И любить по-настоящему, дорогая моя. Но я боюсь, что ты понятия не имеешь, что это такое.
Обняв девушку, Лавиния повела ее к их фургону.
Когда они ушли, Най почувствовал такую усталость, как будто он только что дрался с тремя медведями-гризли и дюжиной индейских воинов и проиграл этот бой. Ему казалось, что он старше Лавинии, даже старше тех гор, к которым сейчас направлялся. Потом он увидел Брианну. Она все еще стояла на том самом месте, где он ее оставил. Несколько долгих секунд она смотрела на него, а потом повернулась к нему спиной, села возле складного столика, взяла в руки шитье и занялась работой, как будто ничего особенного не случилось.
И в этот самый момент Най понял, что он проиграл более серьезное сражение, чем битва с несколькими медведями-гризли и горсткой воинов-индейцев.
Луна была круглой, полной и белой, как женская грудь.
Как грудь Брианны.
Коламбус Най смотрел на блестящую серебристую дорожку, которую оставляла луна на водной глади реки Свитвоте. Эта волшебная дорожка притягивала его. За долиной Свитвоте находились его горы. На фоне ночного неба их заснеженные вершины казались легкими облачками. Завтра он будет уже возле Три-Кроссингс, а еще через день доедет до подножия гор.
