– Боюсь, что вы правы, – ответил ее собеседник. – Я… мне очень неудобно вторгаться в ваш дом подобным образом, еще до того, как вы начали свой день. Это было неловко с моей стороны…
Корнуоллис смутился. Айседора угадывала застенчивость в его словах, едва ли не ощущала ее… Она заставила себя улыбнуться гостю:
– Вовсе нет. Если вы пришли к нам с новостями, этот час ничуть не хуже всех остальных. Во всяком случае, у нас есть время подумать и принять необходимые решения. Можете ли вы рассказать мне, что случилось?
Напряжение оставило Джона, хотя он вдруг усомнился в том, что его привела в этот дом только вчерашняя трагедия. Сделав глоток чая, помощник комиссара ровным взглядом посмотрел женщине в глаза и аккуратно пересказал свою новость.
Айседора пришла в ужас:
– O боже! Он получил серьезную рану?
– Увы, он погиб. – Полицейский с тревогой посмотрел на хозяйку дома. – Простите. Должно быть, мне не следовало рассказывать это вам до прихода епископа. – Он глубоко встревожился и привстал на ноги, словно бы опасаясь того, что она упадет в обморок и ей потребуется физическая помощь. – Простите меня.
– Ах, пожалуйста, садитесь, мистер Корнуоллис, – поспешно сказала миссис Андерхилл, хотя на самом деле ей было чуть не по себе. Новость и правда была ужасна. – Уверяю вас, со мною всё в порядке. В самом деле!
– Точно? – На лице Джона проступили тревожные морщины, глаза его напряглись. Он остался неловко стоять.
– Конечно же. Наверное, вы не представляете, насколько часто жене епископа приходится иметь дело с семейными утратами? Они составляли куда большую часть моей жизни, чем можно было пожелать, но если человек не может обратиться к своей Церкви во времена смятения и горя, куда же еще ему деваться?
Корнуоллис сел:
– Я не подумал об этом. Но все же мне следовало быть более осмотрительным.
– Бедный Рэмси, – неторопливо произнесла Айседора. – Мне казалось, что я знаю его, однако на самом деле это совсем не так. Должно быть, в его душе творилась темная буря, а мы все не замечали этого. Насколько горестно одиноким был он, влача это бремя!
Помощник комиссара смотрел на нее, едва не светясь от радости. Заметив это, женщина ощутила такой прилив тепла в душе, что, сама того не замечая, расплылась в улыбке.
Дверь столовой отворилась, и на пороге появился епископ, с шумом закрыв ее за собой.
– Лучше бы ты оставила нас, Айседора, – резким тоном проговорил он, посмотрев на тарелку жены и почти пустую чашку и занимая свое место во главе стола. – Насколько я понимаю, мистер Корнуоллис прибыл к нам с новостями.
– Я уже знаю его новость, – ответила та, не шевельнувшись. – Хочешь чаю, Реджинальд?
– Я бы предпочел позавтракать! – произнес хозяин дома едким тоном. – Однако сперва нам надлежит выслушать новость, с которой к нам в такую рань явился мистер Корнуоллис.
Лицо Джона оставалось спокойным и невозмутимым.
– Вчера вечером Рэмси Парментер попытался задушить свою жену, и она, защищаясь, убила его, – объявил он самым безжалостным образом.
– Боже милостивый!
Андерхилл был полностью ошеломлен. Он смотрел на гостя так, словно тот ударил его.
– Но как… – булькнул Реджинальд. – Как… – повторил он еще раз и осекся. – O боже!..
Айседора посмотрела на мужа, пытаясь понять выражение на его лице и надеясь увидеть на нем отражение той печали и собственной ошибки, которые испытывала и она сама. Лицо его оставалось доброжелательным, словно бы он скорее думал, чем чувствовал. И она ощутила, что отделяет ее от супруга пропасть, которую она не знала, как пересечь, и хуже того, сомневалась в том, что хочет делать это.
– O боже! – повторил еще раз епископ, чуть поворачиваясь всем телом в сторону Корнуоллиса. – Какой трагической развязкой завершается эта печальная история! Благодарю вас за то, что вы со всей быстротой проинформировали меня. Большая любезность с вашей стороны. Чрезвычайная. Я этого не забуду.
Он чуть улыбнулся, с облегчением забыв о недавнем раздражении. С истинным облегчением. Миссис Андерхилл без труда угадывала это чувство. Не по глазам или рту мужа – для этого он слишком хорошо следил за собой, – но по положению его плеч, по тому, как его руки шевелились над скатертью, больше не напряженные, расслабленные… На женщину накатила волна отвращения, быстро сменившегося гневом. Она посмотрела на Корнуоллиса. Тот сидел прямо, поджав губы, словно бы перед лицом какой-то угрозы, от которой следовало оградить себя. Внезапное озарение подсказало Айседоре, что он чувствует такое же смятение, как и она, гнев и совершенно нежеланное отвращение, смущавшее его, однако неотвратимое.
– Не хотите ли еще чаю? – предложил епископ, подняв чайник, после того, как наполнил свою чашку.
– Нет, благодарю вас, – без малейших колебаний отклонил его предложение Джон.
Вошедшая служанка поставила перед Реджинальдом блюдо с горячим завтраком – беконом, яйцами, картофелем и сосисками. Тот поблагодарил ее кивком, и она вышла.
– Именно этого мы и опасались, – проговорил Андерхилл, беря в руки нож и вилку. – Бедный Парментер! Он страдал от постоянно нарастающего безумия… очень трагичная ситуация. Слава богу, ему не удалось убить свою несчастную жену! – Он оторвал взгляд от тарелки, нацепив на вилку сосиску и ломоть картошки. – Надеюсь, она не получила серьезных ранений?
Мысль эта только что пришла ему в голову.
– Насколько мне известно, нет, – отрывисто проговорил Корнуоллис.
– Я при первой же возможности посещу ее. – Епископ отправил пищу в рот.
– Наверное, она потрясена до основания, – проговорила Айседора, поворачиваясь к гостю. – Едва ли можно придумать худшую ситуацию. Хотелось бы знать, представляла ли она, что муж ее настолько… болен.
– Едва ли это теперь имеет какое-то значение, моя дорогая, – проговорил с полным ртом ее муж. – Теперь все закончено, и нам не следует более утруждать свой ум вопросами, на которые невозможно ответить. – Проглотив еду, он продолжил: – Теперь мы можем избавить ее от нового горя, страданий и докучливого вмешательства прочих в ее трагедию. Полицейское расследование можно закончить. Трагедия нашла объяснение. Теперь нет нужды искать справедливость… она уже совершилась в идеальной икономии[19]Всемогущего.
Корнуоллис дернулся.
– Всемогущего! – взорвалась Айседора, не обращая внимания на округлившиеся глаза Джона и недовольное шипение епископа. – При чем здесь Бог?! Рэмси Парментер, должно быть, месяцами, а может, и годами погружался в бездну отчаяния и безумия, и никто из нас не замечал этого! Не имел даже малейшего представления! – Она нагнулась к столу, посмотрев на обоих мужчин. – Он нанял на работу молодую женщину и затеял с нею интрижку. Она забеременела, и он убил ее, будь то преднамеренно или нет. Теперь он набрасывается на жену, пытается задушить ее и вместо этого гибнет сам. А ты сидишь здесь и говоришь, что все закончилось – по воле Божьей! – Гнев в груди ее не утихал. – Случившаяся трагедия не имеет никакого отношения к Богу! Вся она – людское страдание и небрежение. Двое людей погибли, и ребенок уже не родится… а ты говоришь про Божью волю… и при чем здесь икономия?!
