– Но почему? При чем здесь я?
– Вы выглядели такой юной и буйной в своем дурацком парике и штанах! Как раз такая женщина и нужна Даву. И словно пелена спала с моих глаз. Я поняла, что должна дать ему свободу, дабы он мог следовать своей собственной судьбе; и немедленно, без колебаний, отрезала себе все пути к отступлению.
– Цыгане говорят, что никто из нас не властен над своей судьбой, – проронила Сильвия. – К сожалению, я не могу ему предложить то, что надо. Я не могу капитулировать безоговорочно, а ему необходимо полное подчинение.
– Мне нужно найти герцога. – Мег повернулась, заплаканная, прекрасная, и улыбнулась Сильвии. – Но не кажется ли вам, что Даву лучше судить, что именно ему необходимо? Он в лесу, любуется подснежниками.
Солнце уже садилось за горизонт, и по земле протянулись длинные зябкие тени. Сильвия торопливо шла по дорожке, все больше углубляясь в лес. Сердце ее билось и подпрыгивало в груди, как перепуганный кролик. «Нет во мне никакого мужества, – думала она, – дурацкая напускная храбрость».
Она увидела Дава, прежде чем он заметил ее. Небрежно прислонившись плечом к стволу дерева, он смотрел на храбрые беленькие подснежники, которые высыпали во множестве и под березами, и по берегу озера.
Сердце ее дрогнуло. Тоска и томление побежали в крови. Она сложила руки на длинном вышитом корсажр платья и двинулась вперед.
Он оглянулся:
– А, Диана-охотница! Сильвия встала как вкопанная.
– Откуда ты?.. Не надо смеяться надо мной!
– Я не смеюсь над тобой, я люблю тебя, – Дав.
– Ившир здесь. Леди Грэнхем рассказала ему все. Глаза его внимательно вглядывались в ее лицо.
– Они сейчас вместе?
– Надеюсь, что да. Он выбежал из гостиной, потому что не хотел, чтобы видели, как он плачет. Но она пошла искать его.
– Итак, теперь ты знаешь, что я лишь невольная причина происшедшего.
– Потому что даже лорд Вейн хотел завоевать твое сердце? – спросила Сильвия. – Ну что еще ты мог сделать? Разве ты мог покинуть Мег после того, что произошло?
– Конечно, нет. Однако нашу карательную кампанию можно охарактеризовать как в высшей степени бесчестную.
– Нет. Отомстить за Софи публично было бы невозможно. И все те ни в чем не повинные люди, которых разорил лорд Эдвард, заслуживали хоть какой-то компенсации. Вы проявили и сострадание, и справедливость. Вы поступили справедливо.
– Так, значит, ты и в самом деле моя судьба, Сильвия?
– Судьба? – Она собралась с мужеством и посмотрела ему прямо в глаза, темные, прекрасные, полные нежности. – Тогда тебе следует узнать, что еще сказала Бесс. «Его сердце предназначено для незапятнанной, белорукой и белоногой леди Луны, но, когда он отдаст свое сердце, рок настигнет его».
– Боже! Прямо так и сказала? Напомни мне, чтоб я никогда больше не позволял проклятым цыганам заглядывать в мою ладонь.
Сильвия нервно сглотнула, ломая пальцы. Сердце ее так и разрывалось от желания коснуться его.
– Она также сказала, что ты женишься на девственнице, охотнице. – попыталась улыбнуться. – тогда Дав падет, как вода в водопад, и пропадет». Так что меня можно смело исключить из числа претенденток.
– Разве тебе не известно, что душа твоя посвящена Диане и что на другое я бы и не согласился?
Он сделал шаг к ней, отчего кровь ее сразу побежала живее. Сильвия закрыла глаза и очертя голову заговорила:
– Но ты по-прежнему не знаешь, что я на самом деле собой представляю. Когда мои родители умерли, я вышла замуж из-за денег, а не по любви. Я продала свое тело старику, потому что он обещал обеспечить мое будущее. Когда он умер, я узнала, что он лгал мне. У него не было никаких денег. Я попыталась вдохнуть жизнь в антикварную лавку, но дело прогорело. А все прочее, что рассказывал тебе Таннер Бринк и я сама, – сплошное вранье. Я дарила мужчин своей благосклонностью в обмен на средства к существованию. Я жила в содержанках.
Она подняла глаза. Он отвернулся и смотрел на озеро.
– Потом я повстречала Ившира, – продолжала она, вне себя от волнения. – С ним мы тоже стали любовниками, но он предложил мне другой вариант: шпионить на него, посылать ему с континента любую информацию, которая могла бы пойти на пользу Британии. Хотя отношения наши складывались своеобразно, мы никогда не пересекали некоторых границ, но я доверяла ему, и он ни разу меня не подвел. Впервые в жизни у меня появился надежный источник дохода. Однако и тогда, если обстоятельства того требовали, я пускала в свою постель мужчин, которых не любила.
– Потому что ты добивалась независимости для себя, права решать собственную судьбу. – Его профиль вырисовывался четко, ясно, и он говорил спокойно. – А какие еще возможности мир предлагает женщине, оставшейся без родных? Я поступил бы так же.
– Я солгала тебе, Дав. Я позволила тебе оставаться в заблуждении и думать, что ты сможешь полюбить меня.
Он повернулся к ней лицом.
– Я не собираюсь уходить. Я хочу просить у тебя прошения.
– У меня просить прощения?
– Ну да. Ты не ошибалась, обвиняя меня. Ты проявила мудрость, сомневаясь во мне. Я оказался связан клятвой и не мог посвятить тебя в некоторые тайны, но все равно я поступил дурно, не приняв во внимание, что ты имеешь право определять собственную судьбу. Мне следовало посоветоваться с тобой, прежде чем договариваться с Ивширом. – Он опустил взгляд, посмотрел на свои ладони, и она поняла, что и он тоже с трудом сдерживает порыв броситься ей в объятия. – Мой грех, а не твой, встал между нами.
– Жизнь приучила нас поступать так. А грех был и моим в той же степени.
Он так тепло улыбнулся, что у нее чуть сердце не разорвалось.
– Для меня важно только одно, любишь ты меня или нет. Как ты думаешь, сумеем мы начать новую жизнь без уверток, как равноправные партнеры, без страхов, без предубеждения?
– Рука в руке? – Она попыталась улыбнуться, хотя слезы стояли в ее глазах. – Я не знаю. Я попробую, потому что я люблю тебя, хотя в глубине души до сих пор опасаюсь, .что сердце твое может оказаться неуязвимой твердыней...
Вдруг что-то грохнуло, да так, что содрогнулись белые стволы. Птицы с криками и громким хлопаньем крыльев взлетели в воздух.
Он дернулся всем телом, а затем повалился, как падает выпущенный из руки плащ, складываясь в мягкую груду, к ее ногам.
В ушах у нее звенело, сердце, кажется, остановилось. Его черноволосая голова лежала на талом снегу, на коричневой мокрой прошлогодней листве, на подмятых подснежниках с поломанными тонкими стебельками. В лице его не было ни кровинки. А на груди расплывалось красное пятно.
– Вот дьявольщина! – проговорил Дав. – Как ни ужасно, оказывается, еще уязвим.
Сминая юбки, Сильвия упала на колени. Красное пятно становилось все шире, кровь сочилась сквозь сжимавшие рану пальцы. Глаза его закрылись.
