Торжественное открытие фонтана должно было состояться днем на Перекрестке. Там будут почти все фермерские работники, а также доктор, преподобный и наверняка добрая половина чертовой деревни в придачу. Из подслушанных разговоров я знала, что начало церемонии намечено на час пополудни. После речей и всего прочего приглашенные гости отправятся в столовую залу гостиницы «Лебедь», арендованную господином Джеймсом по случаю торжества. Он говорил, что я могу пойти на открытие фонтана, если хочу, но я отказалась. Ведь днем вокруг дома никого не будет и другого такого случая попрощаться с миссус мне не представится. Разумеется Кислое Сусало оставят здесь, и мне придется пойти на какую-нибудь уловку, чтобы проникнуть в комнату миссус, но это меня не шибко волновало. Если все мои попытки потерпят неудачу, я просто скажу ей правду. Безусловно даже она не сможет отказать мне в просьбе побыть пару минут наедине с госпожой, чтобы попрощаться.
В других обстоятельствах записку к матери я отправила бы в деревню с Гектором, но сейчас я его избегала, а потому болталась подле ворот, покуда не пришел почтальон, которому я и поручила доставить послание. Письмо к господину Джеймсу, лежавшее у меня в кармане фартука, я намеревалась оставить в кабинете, чтобы хозяин нашел его по возвращении вечером. Все утро я, успевая управляться с повседневными делами, носилась как ошпаренная за хозяином — то пришивала пуговицу к сюртуку, то искала потерявшуюся запонку, то еще раз утюжила сорочку невесть почему измявшуюся на одежной вешалке, то отмывала яичное пятно с жилета. Сам господин Джеймс пребывал в панике, поскольку ночью ударил мороз и вода в подведенных к фонтану трубах замерзла. Первую половину утра он провел на Перекрестке, заставляя рабочих оттаивать трубы, а потом примчался назад, чтобы переодеться перед встречей с приглашенными гостями у гостиницы «Лебедь». Он бегал туда-сюда по дому, вверх-вниз по лестнице, из кабинета в спальню и обратно. Незадолго до полудня он опять уехал, и в доме воцарились тишина и покой, которым я бы обрадовалась, когда бы теперь не осталась наедине со своими тяжкими мыслями.
Я намыла и начистила кухню до блеска, потом поднялась к себе и собрала все свои вещи в узелок. Только Норины платья оставила на вешалке на стене, они ведь мне не принадлежали и я не хотела, чтобы меня обвинили в воровстве. Отправиться в путь — нет, звучит так, словно речь идет о счастливом путешествии со свадьбой в конце, хотя на самом деле все обстояло ровно наоборот! Выражусь иначе — покинуть «Замок Хайверс» я решила в том же платье, в каком пришла, желтом атласном, с кружавчиками да бантиками. Когда-то оно было моим любимым, но теперь казалось безвкусным и страшно неудобным. Старый корсет я запихала в узелок, я уже сто лет его не надевала, во всяком случае почти с самого своего прибытия сюда. Верно в Глазго я опять к нему привыкну, но сейчас и без него дыхание теснит.
Оставались еще «Наблюдения». Я не хотела оставлять здесь записи миссус — вдруг господин Джеймс их уничтожит? Может она еще выздоровеет и тогда я пришлю ей «Наблюдения». Пока же я завернула конторскую книгу в старую газету и затолкала в узел с одеждой. Потом я навела в комнате образцовый порядок. По крайней мере после моего ухода никто не скажет, что я была неряхой.
Под конец я спустилась вниз и положила письмо к господину Джеймсу на стол в кабинете, а ровно в половине первого постучала в дверь комнаты миссус. Всего-то четыре легких удара костяшками пальцев, но для меня они имели огромное значение, я ведь знала, что мне никогда больше не приведется постучать в эту дверь, никогда в жизни. Ключ повернулся в замке, дверь отворилась. Передо мной стояла К. Сусало, жевавшая с открытым ртом, одну руку она держала в кармане, в другой сжимала яблоко. Она по обыкновению поставила ногу за дверь, на случай если я попробую прорваться в комнату. Мюриэл молча смотрела на меня с видом, какой неизменно принимала при общении со мной с самого дня, когда стала сидеть с миссус. Призванным выражать насмешку и жалость в равных долях. Она стояла и пялилась на меня с таким вот видом, страшно меня бесившим. Наверняка долго репетировала перед зеркалом, гадина.
Я собиралась сразу перейти к делу: сообщить что я покидаю «Замок Хайверс», и попросить дозволения остаться наедине с миссус на пару минут. Но когда я уже открыла рот, за спиной Мюриэл появилась сама миссус. Я и поныне помню, насколько спокойной и невозмутимой она выглядела, причесанная волосок к волоску и одетая в темно-синее платье. Она посмотрела кто там пришел и опять удалилась в глубину комнаты, не промолвив ни слова и никак не показав, что узнала меня.
Внезапно я поняла, что хоть убей не хочу докладывать Мюриэл о своем уходе для того лишь, чтобы проникнуть в комнату. Вне сомнения миссус услышала бы меня, а мне казалось неправильным сообщать такую новость К. Сусалу первой. Даже если миссус малость подвинулась умом, она все равно заслуживала уважительного обхождения. Я решила, что первой узнать о моем намерении должна она.
Чтобы описать на бумаге все это — как Мюриэл открыла дверь, как миссус появилась и опять скрылась из вида, как я передумала — мне потребовалось, сами видите, несколько минут, а в действительности все произошло в считаные секунды. Все последующее тоже произошло очень быстро — так чертовски быстро, что закончилось еще прежде, чем я успела сообразить что к чему.
— Ну? — осведомилась Мюриэл, противно причмокивая мокрыми от яблочного сока губами. — Чо надо?
— Принести вам угля? — спросила я в попытке потянуть время (отказавшись от первого плана действий, другой я еще не придумала).
Но мне и не пришлось ничего придумывать, поскольку вдруг — без всякого предупреждения — миссус опрометью выбежала из комнаты и на ходу толкнула меня с такой силой, что я полетела вверх тормашками. Я сбила Мюриэл с ног и рухнула на нее, треснувшись лбом об ее подбородок. Она заверещала дурным голосом, волна воздуха (от захлопнутой позади нас двери) задрала мне юбки, яблоко покатилось по полу. Я услышала скрежет ключа в замке, потом частый топот вниз по лестнице.
Несколько секунд мы с Мюриэл ошеломленно таращились друг другу в глаза (едва не соприкасаясь носами). Потом я скатилась с нее, мы с трудом поднялись на ноги и стали дергать дверь. Но слишком поздно. Мы были заперты. И нам пришлось сидеть взаперти весь остаток дня, в то время как в Соплинге — неведомо для нас — творилась натуральная катавасия.
К событиям в деревне я перейду чуть позже. Пока же мы с К. Сусалом остались вдвоем в запертой спальне. Мюриэл несколько раз яростно пнула дверь, потом посмотрела на меня таким взглядом, что я испугалась, как бы она не учинила такую же расправу и надо мной.
— Все ты виноватая, — прошипела она. — Я тута ни при чем.
В какой-нибудь другой истории за время вынужденного сидения взаперти мы с ней поменяли бы мнение друг о друге и в конечном счете вышли бы из комнаты под ручку, со смехом вспоминая все случаи, когда мы думали друг о друге плохо, хотя с самого начала судьба предназначила нам быть закадычными подругами. Но это не «Батгейтский ежемесячник» и совсем другая история, а возможно дело просто в том, что и Мюриэл и я были людьми другой породы. Так или иначе, злобно прошипев на меня, она подошла к окну, подняла раму и завопила во всю глотку:
