Большую часть информации об операции «Фарш» сообщил советским органам Антони Блант, сотрудник МИ-5, курировавший нелегальную операцию «XXX» («Триплекс») по извлечению материалов из дипломатической почты представительств нейтральных государств в Лондоне. Блант был завербован НКВД в 1934 году и между 1940 и 1945 годами передал своим советским кураторам огромное количество секретных материалов. Источником дополнительных сведений о сицилийской дезинформации, вероятно, стали два других члена «кембриджской пятерки»: Джон Кернкросс, имевший доступ к расшифрованным в Блетчли-Парке радиоперехватам «Ультра», и Ким Филби, самый знаменитый советский «крот» из всех, который возглавлял Иберийское подразделение контрразведывательного отдела МИ-6. Часть материалов, вошедших в досье советской разведки об операции «Фарш», возможно, была получена от Айвора Монтегю.
МИ-5 и МИ-6 продолжали внимательно следить за ним и Хелл. За координацию отчетов об этом хаотическом деятеле, когда он в 1946 году побывал в Вене, Бухаресте и Будапеште, в определенной мере отвечал Ким Филби. В одном донесении Филби назвал Монтегю «умным и приятным человеком, большим специалистом по пинг-понгу». Почти наверняка Филби знал о Монтегю больше. Советский военно-воздушный атташе в Лондоне полковник Скляров, он же Брион, руководивший шпионской деятельностью Монтегю, покинул Лондон в том же 1946 году. Продолжал ли Айвор Монтегю снабжать Советский Союз разведданными?
Если и продолжал, то твердых доказательств МИ-5 найти не смогла, хотя в 1948 году в одном отчете говорилось:
«Согласно информации из секретных источников, Монтегю недавно имел контакт с советским посольством».
В середине 60-х, когда были расшифрованы данные «Веноны» и агент Интеллигенция был идентифицирован как Айвор Монтегю, с ним все равно ничего нельзя было сделать. Сведения «Веноны» были просто-напросто слишком секретными и ценными, чтобы предавать их гласности в зале суда, и шпионов, которых они разоблачали, невозможно было привлечь к ответственности. Несмотря на бесплодность многолетних попыток установить связь между настольным теннисом и советской разведкой, МИ-5, как оказалось, все это время была права. Монтегю так никогда и не узнал, что его раскрыли, и унес подробности своей роли в качестве агента Интеллигенция с собой в могилу: очередная потаенная двойная жизнь. Айвор Монтегю умер в Уотфорде в 1984 году, оставив после себя кучу советских наград, письма от Троцкого и неопубликованный второй том автобиографии, неискренне озаглавленный «Все без прикрас», где, конечно, ни словом не упоминалось о его секретной деятельности.
Вторая половина жизни Чарльза Чамли была, пожалуй, еще более таинственной, чем первая. Последнее упоминание о нем, сделанное Гаем Лидделом из МИ-5, гласит, что он «воюет с саранчой где-то на Ближнем Востоке». Это характеризовало деятельность Чамли хотя и неполно, но достаточно точно. В 1945 году он вступил в Ближневосточный отряд по борьбе с саранчой, став в нем «главным офицером». Задачей Чамли было преследовать скопления саранчи по всем арабским странам и кормить ее отрубями, смешанными с инсектицидом.
Чарльз Чамли в бедуинском костюме сражается с саранчой на Ближнем Востоке.
Джордж Уолфорд, другой английский борец с саранчой, встретил Чамли в пустыне в 1948 году и отозвался о нем как о человеке одержимом: «Его целью было уничтожить, причем почти любой ценой, всю саранчу в Аравии. Это была невыполнимая задача. Только человек, которому свойственно редкое сочетание терпения, здравого смысла и целеустремленности, мог рассчитывать хоть на какой-то успех». Качества, которые так пригодились Чамли на разведывательной работе в годы Второй мировой, теперь были отданы ведению другой войны. Одевшись по-бедуински, он на целые месяцы исчезал в пустыне. В Йемене он посещал такие глухие деревни, что по его приезде женщины предлагали ему сена покормить его джип. Из Аравии он в 1949 году переместился в Родезию, где действовал Международный совет по контролю за красной саранчой. Чамли, безусловно, был самым решительным образом настроен истребить всю саранчу («Это отвратительные насекомые»). Кроме того, он, безусловно, продолжал работать на британскую секретную службу, используя борьбу с саранчой как прикрытие для иной, тайной работы, хотя в чем она заключалась — неизвестно.
В 1948 году Чамли стал кавалером ордена Британской империи, а через два года подписал пятилетний контракт с Королевскими ВВС, предполагавший «разведывательные обязанности». В декабре 1950 года он уже был в Малайе, где использовал свой «богатый опыт дезинформационной работы» для одурачивания (в координации с МИ-5 и Особой службой) совсем нового для себя противника — повстанцев из Малайской национально-освободительной армии.
В 1952 году Чарльз Чамли ушел из МИ-5. Он поселился на юго-западе Англии, женился и открыл бизнес по продаже техники для садоводов. Обязательство не разглашать государственных тайн, которое он дал, поступая в МИ-5, он рассматривал как клятву на крови и никогда не нарушал ни на йоту. По словам его жены Алисон, «он не желал делиться информацией ни с кем, кому „не полагалось знать“. К своему негодованию, я обнаружила, что это касается и меня». Он по-прежнему любил охотиться на птиц с помощью револьвера, хотя из-за ухудшавшегося зрения это было очень опасно (не для птиц, заметим). «Когда мы ходили стрелять куропаток, он брал с собой револьвер, — вспоминал его друг Джон Оттер. — Я ни разу не видел, чтобы он подстрелил хоть одну». Никто в городке Уэллс в графстве Сомерсет не подозревал, что высокий близорукий вежливый джентльмен, торгующий газонокосилками, в прошлом был офицером секретной службы и стал движущей силой самой дерзкой военной дезинформационной операции. Когда историю «Фарша» наконец обнародовали, он отказался быть идентифицированным и принять какие-либо публичные почести. Чамли умер в июне 1982 года. Он никогда не хотел, чтобы люди знали, кто он такой, и, тем более, чтобы его восхваляли. Даже его могильный камень свидетельствует о тихой сдержанности, о преуменьшении собственной значимости: там стоят только инициалы «ЧЧЧ» (ССС). В письме в Times, написанном после его смерти, Юэн Монтегю привлек внимание к его «неоценимой работе во время войны… работе, которая в силу обстоятельств и присущей ему скромности недостаточно хорошо известна». По замечанию Монтегю, «многие участники высадки на Сицилии обязаны жизнью Чарльзу Чамли».
Юэн Монтегю за его роль в операции «Фарш» был удостоен звания офицера ордена Британской империи. Он вернулся в юриспруденцию, как всегда намеревался, и в 1945 году был назначен начальником юридической службы ВМФ, надзирающим за работой военных трибуналов на Королевском флоте. Он занимал этот пост восемнадцать лет, будучи также судьей в графствах Гэмпшир и Мидлсекс и председательствующим на сессии коронного суда сначала в Девайзесе, а потом в Саутгемптоне. Юэн Монтегю тоже прожил двойную жизнь: наряду с наводящим страх судьей и столпом англо-еврейского сообщества существовал другой Монтегю — бравый офицер разведки военных лет, которому было что рассказать.
На судейском поприще Монтегю проявил себя как человек безупречно честный, но при этом поразительно грубый и почти беспрерывно вовлеченный в те или иные конфликты. Пресса прозвала его «буяном в судейской мантии». В 1957 году в зале суда, где шел процесс над моряком торгового флота, он заявил: «Половина отребья Англии идет в торговый флот, чтобы избежать военной службы». Затем он извинился. Четыре года спустя он сказал в зале, полном членов Ротари-клуба: «Надо, чтобы женщины-полицейские заголяли юным проходимцам задницы и пороли их щетками для волос». Он снова извинился. Когда ход судебного процесса не нравился ему или нагонял на него скуку, он стонал, вздыхал, закатывал глаза и отпускал неуместные шутки. Барристеры часто жаловались на оскорбления с его стороны. Он извинялся — и продолжал в том же духе. Его едкий юмор обычно неправильно понимали; своим саркастическим остроумием он мог сбить спесь с самого заносчивого барристера и часто так и делал. В 1967 году один сутенер подал апелляцию на его обвинительный приговор, аргументируя ее тем, что Монтегю был настолько груб с его адвокатом, что необходим новый суд. Апелляция была отклонена на том основании, что «невежливость, даже вопиющая невежливость, по отношению к адвокату достойна порицания, но не может быть причиной отмены приговора».
