— Они способны лишь танцевать чардаш, — ругался Годевинд.
Полевая кухня предложила им жаркое с овощами, а на десерт твердые, как камень, пряники. Грецкие орехи, которые они собрали осенью в лесах, завершили рождественскую трапезу.
Вальтер Пуш написал преисполненное чувств письмо, в котором с похвалой отозвался о глинтвейне, поднимающем боевой дух:
Настроение великолепное. Мы поем песни: вначале рождественские, а затем и солдатские. Офицеры тоже празднуют с нами. Что на родине говорят о боях за Сталинград? Я полагаю, что фюрер нанесет весною самый главный удар. Для этого Германии потребуется мобилизовать все силы.
Роберт Розен тоже вспоминал о весне. В мае он намеревался поехать в отпуск, чтобы посмотреть на ребенка. На посту, в часы, предшествующие полуночи, он мог вдоволь вспоминать свой Подванген. Ему хотелось бы иметь сына, но мальчики, судя по войне, умирают раньше.
После полуночи русская артиллерия подкинула несколько снарядов, чтобы нарушить сон солдат, отмечавших праздник. Сигнальная ракета осветила небо. Тысяча девятьсот сорок два года назад они решили бы, что это могла быть Вифлеемская звезда.
«Ты там, наверху, забыл обо мне…», — пел царевич из одноименной оперетты Легара.
— Если вы меня спросите, то я скажу, что Всевышний на самом деле забыл о 6-й армии, — стал утверждать Годевинд после четвертого стакана глинтвейна. — Время работает против нас. У русских, будто из-под земли, возникают одна армия за другой; одним убитым больше или меньше, для них это ровно ничего не значит. А нас становится все меньше, к тому же Германия лишь летом одерживает победы.
Они подумали, что это, возможно, последнее Рождество: лично для них, для этой злосчастной войны и для всего мира, так как если этот мир рухнет, то ему больше вообще не потребуется никакого Рождества.
Гейнц Рюрманн пел: «Ничто не может сбить моряка с курса…». Судовой домовой упаковал свои вещи и приготовился покинуть тонущий корабль.
* * *
Но есть еще и мое Рождество 2003 года. Того, что было шестьдесят один год тому назад, я не помню. Его я встречала в утробе моей матери, сопровождаемая мычанием коров в теплом сарае и карканьем ворон, сидевших на груше, на которой не было ни единого листочка. Сегодня я провожу мое Рождество в одиночестве, потому что муж мой давно уже умер, а Ральф скитается за границей, спасая мир. В моем саду нет снега, поэтому праздник такой серый и печальный.
По телевизору вновь показывают солдат, которые у реки Тигр вытаскивают из какой-то грязной норы бородатого старика.[70]Это была, видимо, крупная победа.
К Рождеству вообще показывают одни лишь кадры с убитыми. В авиакатастрофе в Африке погибают более сотни человек, в Ираке жертвами подложенной бомбы становятся тридцать человек. На бельгийской границе в автобусе сгорают тридцать пассажиров, в Калифорнии селевой поток уносит неизвестно сколько людей. В Иране разверстывается земля и поглощает тридцать тысяч. В дело теперь вмешивается и природа, она ведет свою войну. Самое время пока выключить телевизор.
Сейчас нас уже связывает одно и то же время года. Мой отец празднует Рождество у реки Оскол, а я нахожусь у реки Везер, которая в этом году свободна от льда. Он сидит в заваленном снегом блиндаже со своими однополчанами, а я одна — в хорошо натопленном доме, построенном для целой семьи. Он все еще не оставляет надежды увидеть своего ребенка и жену, а я живу без всяких надежд на будущее.
Мой мальчик прислал мне письмо с пожеланием веселого Рождества, на этот раз из Скопье. Он отмечает праздник в кругу своих земляков, а также вместе с английскими и французскими солдатами. То, что я одна буду находиться в своем доме, проводя время в воспоминаниях о Рождестве 1942 года, об этом он не думает. Он хочет вскоре вернуться. Но вновь это будет временной побывкой. Когда в Македонии все закончится, то судьба занесет его еще дальше. Солдат всегда найдет, чем ему заняться.
В первый раз, сколько я себя помню, в моей комнате нет рождественской елки. А, собственно говоря, зачем она нужна? Еловая ветка с украшениями и четырьмя свечами стоит на подоконнике, она мое единственное напоминание о празднике. У реки Оскол они притащили в свой блиндаж пихту и повесили на нее воняющую керосином переносную лампу.
Я пью глинтвейн, как и они. А в Скопье будут пить пиво в рождественский вечер. Я лишаю себя рождественского угощения, зачем мне варить и жарить для себя одной? Мне достаточно немного выпечки к глинтвейну. Сидя перед своей музейной экспозицией, развешанной на стене, мыслями я возвращаюсь на шестьдесят один год назад. В то время как остальные люди поют рождественские песни, я слушаю концерт по заявкам 1943 года. Лале Андерсен, Сара Леандер, Вильгельм Штриенц, Ильза Вернер… я знаю их всех.
Вегенер мне больше не звонит. На Рождество он отправился в горы Гарц, потому что захотел воочию узнать, что такое снег. Я рада тому, что снег сейчас не идет, его в моих мыслях и так хватает с избытком. Я скажу Вегенеру, что мне теперь стало совершенно ясно: мой отец не погиб в котле под Сталинградом. Достаточно того, что меня считают сталинградским ребенком. Своего отца я бы не хотела втягивать в эту историю.
Жаль, что у меня нет фотографии их обоих: Эрики и Роберта Розена. Иногда я думаю, она жила лишь для того, чтобы произвести меня на свет, а моего отца отправили в отпуск в мае 1942 года, чтобы он зачал меня.
А вот теперь еще один рождественский сюрприз. Газеты пишут: военная акция Европейского союза в Македонии завершается. Мой мальчик вскоре приедет домой, возможно, еще до конца этого года или же на мой день рождения.
От глинтвейна тоже можно опьянеть.
Итак, все хорошо, все проходит стороной, и мир не рушится, и все это бывает лишь однажды, и есть родина и твои звезды.
Великий император, как тяжек путь твой от Москвы и до Парижа!
Ты ведь совсем охрип,
И ноги твои мерзнут.
Шутливое стихотворение о Наполеоне, занесенное в Подвангенскую школьную хронику в октябре 1813 года
В первые дни января Бернгард Коссак направил следующее письмо в адрес войсковой части с номером полевой почты 20038:
Ну, вот и минул Великий праздник христианства. Дети вновь идут в школу, я вижу их каждый день, они подобно семи сказочным гномам шествуют мимо моих окон. Учительница провела рождественские каникулы у своих родителей и вернулась с сильной простудой. Она заразит детишек, и вскоре вся деревня будет ходить, хлюпая носом. Но, главное, чтобы не произошло что-нибудь еще более плохое.
В последние дни я ей немного помог. Все-таки молодой женщине слишком тяжело управляться одной с такой оравой ребятишек. К старому человеку, ходящему с палочкой, они испытывают большее уважение, нежели к молоденькой девушке.
В одной древней книге я обнаружил рецепт от дизентерии. Не знаю, страдаете ли вы болезнями такого рода, но на всякий случай сообщаю его: размельчают кусочек угля, добавляют к нему протертое яблоко и касторку, все это запивается большим количеством черного чая.
