Жан-Поль нежно перевернул Аву на спину и поцеловал в живот, где на коже белели рубцы от растяжек — следы беременностей.
— У тебя очень сексуальный живот, — сказал он, прижавшись щекой к ее бедру.
Ава рассмеялась:
— Что может быть сексуального в рубцах?
— Ты не понимаешь. Ты должна носить их с гордостью, как почетные знаки.
— Но они такие уродливые.
— Только не для меня, мой персик. Это следы женственности, материнства. Напоминание о рождении ребенка. Они придают телу особую прелесть, делая тебя еще прекраснее.
— Теперь я знаю, почему люблю тебя, — прошептала Ава, нежно перебирая пальцами волосы Жан-Поля.
— Как бы я хотел, чтобы ты носила моего ребенка, — сказал он, положив голову ей на живот. Пальцы Авы на мгновение замерли. — Интересно, каким бы он был.
— Мы никогда этого не узнаем.
— Я наблюдал бы, как твой живот растет, наполняясь любовью. Как в нем медленно зреет частица тебя и меня. — Жан-Поль закрыл глаза. — Сын, который работал бы вместе со мной на виноградниках. Или дочь, которую я лелеял бы и баловал, как лелеял и баловал бы тебя, если бы только осмелился увезти с собой во Францию. Я никогда не смог бы насытиться тобой, Ава. Мне всегда хотелось бы большего. — Он вытянулся рядом с ней, уронив голову на подушку. Затем погладил Аву по щеке, повернул лицом к себе и поцеловал. — Я проклинаю Всевышнего за то, что позволил Филиппу встретиться с тобой раньше меня.
— Не надо, Жан-Поль. Мы должны благодарить Господа за то, что он свел нас вместе, даже если…
Жан-Поль мягко прижал палец к губам Авы:
— Не говори этого. Пожалуйста, не произноси этих слов. Они как острый нож вонзаются мне в сердце. Un arc-en-ciel[26], — тихо прошептал он с покорной улыбкой. — Даже если Господь не подарит нам ничего, кроме прекрасной радуги.
Ава не проклинала Господа за то, что тот послал ей Филиппа. Она не могла объяснить Жан-Полю, что любит мужа, что у любви есть множество обличий и они разнятся, как оттенки цветов спектра. Она любила обоих, Жан-Поля и Филиппа, но любила по-разному. Конечно, Жан-Поль не понял бы ее. Ава надеялась, что он никогда не спросит о Филиппе. Она благословляла Господа, подарившего ей Арчи, Ангуса и Поппи, хотя дети и мешали ее счастью с Жан-Полем. Если Ава и мечтала о чем-то, то только о чуде, о возможности прожить еще одну жизнь, где она могла бы свободно и безоглядно отдаться своей любви, не боясь сломать судьбы других.
Она понимала, что тайная связь угрожает разрушить ее брак, но не могла представить себе, что Филипп когда-нибудь о ней узнает. Они с Жан-Полем вели себя очень осторожно, а Филипп почти все время проводил в разъездах. Аве казалось совершенно естественным работать с Жан-Полем в саду, а потом заниматься любовью в траве. Ее любовь к саду переплелась с любовью к садовнику. Они прорастали друг в друга и были накрепко связаны тысячами незримых нитей, как птицы и ягоды, кролики и редис.
Их любовь расцветала вместе с деревенским садом, где теперь буйствовали краски и воздух дрожал от жужжания пчел. Бело-розовые ветви цветущих яблонь покачивались на ветру, а рядом, над красной калиткой в живой изгороди, вздымалась арка, увитая пышной гирляндой из бледно-красных роз. На фоне благоухающих кустов калины и сирени цвели розовые наперстянки и лилии, пурпурные розы и желтая манжетка. Ава с Жан-Полем часами сидели на скамье, кольцом обнимавшей рябину, разговаривая о ничего не значащих пустяках, наслаждаясь близостью друг друга, паря в небесах верхом на ускользающей радуге. Лето было в разгаре, и овощи, посаженные ими вместе с детьми, созрели, налились соком. На грядках выросли стройные ряды нежно-зеленого салата, брюссельской капусты, моркови, порея, кабачков, лука и ревеня. Дети собирали малину и клубнику. Иногда в натянутой над ягодами сетке запутывались птицы, и ребятишки помогали им освободиться. Плети душистого горошка уже обвились вокруг изогнутых дугами опор, установленных Жан-Полем. Переплетаясь с ними, карабкались вверх побеги стручкового гороха. Ава срывала душистый горошек и расставляла букеты по всему дому. Каждый раз, вдыхая его запах, она думала о Жан-Поле. Никогда в жизни не была она так счастлива. Древние стены, окружавшие сад, были покрыты ковром из роз, белых глициний, жимолости и ломоносов. В кронах деревьев весело резвились белки, а нежное воркование голубей напоминало сладкое пение флейты. Ярко-желтый крестовник, расползаясь из-под стены, наплывал на дорожку в форме большого креста. Замирая от восторга, Ава любовалась красотой сада. Ее окружало волшебство, взращенное ею и Жан-Полем.
Длинные июньские дни всецело принадлежали им одним. Дети проводили время в школе, Филипп работал над книгой, не выбираясь из кабинета, или был в разъездах. Влюбленные вместе с Гектором пололи сорную траву, целуясь украдкой за изгородью и среди кустов. Незаметно прокравшись в домик, они бросались друг другу в объятия и, сплетясь телами, валились на постель в спальне под самой крышей, где их покой могли нарушить лишь любопытные белки. Они обменивались шутками, увлеченно выдумывая особый язык, понятный им двоим, отдаваясь словотворчеству с той же страстью, с той же необузданной фантазией, которая наполняла волшебством их цветущий сад и питала их любовь.
В июле у детей начались каникулы, и Жан-Полю с Авой пришлось вести себя осторожнее. Но им достаточно было видеть друг друга, встречаться глазами, обмениваться улыбками. Улыбки говорили им больше, чем могли бы сказать слова. Тысячи легких, будто бы случайных прикосновений в течение дня воспламеняли их, заставляя плавиться от желания, как в те незабываемые бесшабашные июньские дни, когда они лежали обнаженные, сжимая друг друга в объятиях. Их счастье было заразительно. Дети вились вокруг них, словно пчелы над горшком с медом. Возвращаясь домой, Филипп узнавал исходившее от Авы сияние любви, и его влекло к ней сильнее, чем когда-либо прежде. Он видел в жене ту девушку, которую когда-то, еще до рождения Арчи, возил в Тоскану. Отдаваясь ему, Ава стыдилась своего двуличия, но знала, что ее брак — запретная тема, которую она никогда не станет обсуждать с Жан-Полем.
* * *
Однажды днем, пока дети играли с близнецами Тодди на ферме Баксли, Жан-Поль с Авой отправились на верховую прогулку по холмам. Багровые тучи сгустились у них над головами, потемнело. Порывистый ветер с моря принес запах влаги, лошади заволновались, пустились вскачь. Всадники неслись галопом по траве, их смех взлетал ввысь, смешиваясь с отдаленными криками чаек. В такие счастливые минуты им казалось, что они одни в целом мире. Здесь легко было забыть, как сложна и запутанна их жизнь внизу, в долине. С холмов открывался вид на мили вокруг. Река серебристой змеей вилась среди полей, неся свои воды к морю. Небо на горизонте подернулось серой пеленой: там уже вовсю бушевал дождь. Лишенные будущего, они могли лишь мечтать о нем, с жадностью выхватывая из рук судьбы благословенные мгновения настоящего.
Жан-Поль остановился первым. Его щеки горели, карие глаза радостно сверкали.
