Ольшанский задрал голову к потолку салона автомобиля,обращаясь в этот момент, надо думать, прямиком к небу.
– Юрий Владимирович Андропов, развернувший бурнуюдеятельность по отлову узбекских хлопковых баев, прогульщиков по кинотеатрам, азаодно и подпольных советских миллионеров в городах Сибири – вот кто меняпосадил…
…Рассказ Ольшанского становился путаным и щедроприправленным многочисленными подробностями, к делу отношения не имеющими,однако Сварог слушал внимательно и не перебивал, поскольку, во-первых, вопроскасался Аркаима, а во-вторых… Во-вторых, Сварог сам полагал, что все егоприключения и встречи далеко не случайны, что за всеми ними стоят некие силы.
И не обязательно бесовские…
Короче, в лагере Ольшанский пережил клиническую смерть.История вышла преглупая. Стычка в бараке между двумя зековскими группировками,он полез растаскивать. Ну и, понятно, сам получил. Здоровенный амбал с однойизвилиной в башке засадил кулачищем ему точнехонько в сердце, от ушибамоторчик-то и остановился. Потом одни говорили, что состояние, когда Ольшанскийвалялся, аки труп хладный, и не прощупывался пульс, и вообще никакие признакижизни не угадывались, – длилось несколько секунд, другие говорили онескольких минутах. Самому ему, по вполне понятным причинам, судить о том,сколько времени прошло, было бы затруднительно. Хотя он и не провалился в совершеннейшее,темное беспамятство. Отнюдь…
Не было никакого туннеля, который обычно описывают люди,пережившие клиническую смерть. Ну, или они описывают колодец… что, по сути, тотже туннель. А видел Ольшанский облака. Вокруг были одни облака, эдакиенагромождения небесной ваты, и он падал сквозь них. Падение было быстрое, нопостепенно замедлялось. Затем перешло в парение, будто летишь на дельтаплане.
Когда он выскочил из облаков, то, как из огня да в полымя,попал в густой туман, который, вопреки всем законам природы, поднимался высоко,едва не доставая края облаков. Но все же между этими слоями был просвет, иОльшанский успел кое-что разглядеть там, на земле…
Помните, господин Сварог, был такой древний эстонский фильм«Отель “У погибшего альпиниста”»? Лана вряд ли его видела, возрастом не вышла,да и на других картинах воспитывалась, а вы-то наверняка смотрели – в те годылюбая фантастика на киноэкранах была гостем наиредчайшим, как наша, так изарубежная. Даже такая дурь была редкостью. Вот и у него, у Ольшанского, былокак в том фильме: высокогорье, заснеженные склоны, кругом, куда ни глянь,сплошные горы, снег, камни, безлюдье и – единственное жилище посередь всегоэтого снежно-горного безмолвия. Жилище это казалось занесенным сюда сошедшей сгор лавиной, занесенным ненадолго – до следующей лавины, которая смахнет еговниз.
Потом Ольшанский погрузился в густой беспросветный туман иничего не видел до тех пор, пока ноги не коснулись земли. А почувствовав подногами опору, осмотрелся и кое-что все же разглядел. Сквозь туман проступалиочертания высокой каменной ограды и смутно – темных строений. К ним-то он инаправился, сам мало понимая, зачем и почему. Впрочем, так обычно в снах ибывает…
…А туман стоял такой, что сделал бы честь любому Лондону…Еще книжка такая есть. Кто ее написал? «Я тоже, господин Сварог, не помню». Тампро то, как на весь белый свет наползает непроглядный туман, а в тумане томводятся чудовища, одно другого монструознее и злее… Так вот: в этих его,Ольшанского, видениях если и обитали некие чудовища и крались сейчас в тумане,то самое время им было выпрыгивать и вцепляться вострыми зубками, чтобы неопоздать совсем. Потому что он довольно быстро одолел расстояние до тех самыхстроений, уже подошел к высоким деревянным воротам, по краям обитымсамоковаными железными полосами, и в эти ворота принялся настойчиво стучать.
Сперва послышались протяжное шуршание, звяканье и стук,потом заскрипели воротные петли. Одна половина ворот отошла внутрь, и в проемепоказался бритоголовый человек с раскосым азиатским лицом, одетый в желтыйбалахон, какой носят буддийские монахи и священнослужители. Он огляделОльшанского, на его лице не отразилось ровным счетом ничего, бровью не повел,ни единым мускулом не дрогнул. Потом что-то спросил на незнакомом языке – ноОльшанский его почему-то отлично понял! Монах спросил, нет ли еще кого-нибудь.Отставших, заблудившихся, – вот что сказал монах. А Ольшанский ни слова непроизнес в ответ, ни по-русски, ни по-английски. Он просто пожал плечами.Бритоголовый (а не только волосы, но и брови у него были сбриты) не пыталсяболее налаживать с ним диалог, а отступил, еще больше приоткрыв створку ворот,и жестом руки показал: мол, входи, путник.
Пройдя в ворота, Ольшанский оказался на просторном песчаномдворе. Дождался, пока бритоголовый человек сведет воротные створы и задвинет вскобы затворный брус, потом направился следом за фигурой в желтом балахоне.Ничего толком нельзя было разглядеть сквозь туман. Угадывались очертаниякаких-то строений…
Они шли через обширный двор, и под ногами похрустывал песок.В гробовой тишине (хотя и хотелось на всякий пожарный избегать такого родасравнений) этот хруст звучал прямо-таки оглушительно, гранатным грохотомотдавался в ушах. И Ольшанский против воли старался ступать мягче. «Хоть быбрякнуло, грохнулось, звякнуло что-то… Например, плохо закрепленное ведро. Иликаменюга какой с горы скатился. А то аж жуть продирает».
Сквозь клубы тумана он разглядел в глубине двора высокое,где-то в полтора человеческих роста, сооружение из камней, более всегонапоминающее… пирамиду. Спрашивать у проводника: «Что это такое?» – он не стал.Опять же – по совершенно непонятной причине.
«Вышел месяц из тумана, вынул ножик из кармана», –припомнился Ольшанскому детский стишок, когда из тумана им навстречу вдругвыплыл еще один бритоголовый азиат в желтых одеждах, прошел мимо, из тумана втуман, не то что ножика не вынув, но даже не взглянув в их сторону…
Неясные пятна и неотчетливые контуры приближающегосястроения постепенно сложились в фундамент здания, крыльцо и лестницу, идущуювверх снаружи по стене здания по типу пожарной. Насколько велико здание,отсюда, снизу, понять было невозможно, лестница уходила в туман, как в облака,поэтому и дом, казалось, не имеет крыши и завершения. И вдруг все стало размыватьсяи пропадать…
– Тогда я так и не узнал, куда привел менябритоголовый, – сказал Ольшанский, глядя на дорогу. – Я узнал об этоммного позже. А в это время солагерники делали мне массаж сердца и искусственноедыхание и вернули меня к реальности. Вырвали меня из видения.
Ни тогда, ни после Ольшанский ни на секунду не усомнился,что это был еще один Знак. Ему указывали путь. Ему показывали место, которое ондолжен отыскать, а отыскав, что-то обязан там узнать для себя. И нашел он этоместо спустя одиннадцать лет.
Впрочем, гораздо раньше Ольшанский, так сказать, сузил районпоисков и определил объект. Помогли явленные в видении подсказки. Пирамидальноесооружение в полтора человеческих роста высотой, как заверили его щедрооплачиваемые консультанты, было не чем иным, как Ступой. Ступа – этообязательная принадлежность буддистских монастырей, вертикальная модельмироздания и памятник Просветленному Уму Будды, ее начинают строить вместе смонастырем…
