Книга Сварог. Нечаянный король - Александр Бушков

Как всегда бывало со здешней аппаратурой, четкость оказаласьфантастической, а цвета, краски и оттенки смотрелись в несколько раз ярче,свежее и прекраснее естественных. Словно бы распахнулось окно, но не в реальныймир – в лучший, более красочный. Жаль только, что открывшееся взору зрелищебыло бесконечно далеким от идиллий и пасторалей. И представало самым что ни наесть будничным, и не только по здешним меркам, – те, за кем они наблюдали,воевали вновь, только-то и всего. Кого можно удивить войнами?

Сварог, однако, смотрел с любопытством: он впервые наблюдалсо стороны осаду крепости. Все выглядело совсем иначе, нежели во времядостопамятного сидения в осаде на хлебах у графа Сезара. Тогда подступившие кстенам воители выглядели и энергичнее, и даже романтичнее где-то, они старалисьизо всех сил, они с ног сбивались, ретиво суетясь, – по крайней мере,первое время.

Теперь же и неискушенному наблюдателю ясно было, что осадатянулась долгонько и давно превратилась из романтического предприятия вопостылевшую повинность. Уяснить это оказалось легко еще и оттого, чтоснимавший находился в лагере осаждающих, поодаль от передовой, но и не в самомглубоком тылу. Как уточнил с отрешенным видом Гаудин, примерно посередине, межлагерем и первой линией апрошей и контрэскарпов, кое-где подобравшихся ктемно-серым стенам крепости на расстояние выстрела из лука. Последнееобстоятельство играло на руку скорее осажденным: траншеи, хоть и защищенныеземляными валами со щитами из толстых жердей, были пустехоньки. Сварог ужепрожил в этом мире достаточно, чтобы знать, сколь искусны здешние лучники встрельбе по настильной траектории – когда утяжеленная стрела, обрушившисьсловно бы с ясного неба, порой не просто убивает, а пришпиливает неудачника кземле, словно жука в гербарии. Стрел превеликое множество – торчат в жердяныхщитах, валяются на земле. Прямо на камеру рысцой двигалась кучка людей –солдаты в фиолетовых с черным мундирах волокли легкие носилки, кусок парусинына жердях. На носилках неподвижно вытянулся офицер, и из груди у него торчалодлинное древко с алым оперением.

Не так уж и много на Таларе мест, где луки с арбалетами досих пор предпочитают огненному бою…

– Гланская граница? – отчего-то полушепотом спросилон. – Осаждающие – в мундирах горротской пехоты, это я уже могуопределить…

Сидевший рядом Гаудин пошевелился, словно выйдя иззадумчивости, хрустнул пальцами:

– Что ж, вы освоились. Не припоминаю, чтобы здесь вамвкладывали в голову знания о земных мундирах… Все верно. Горротско-гланскаяграница, неподалеку от Гасперийского перевала. Крепость Корромир, извечноеяблоко раздора. Столько раз переходила из рук в руки, что известие об очереднойсхватке за нее вызывает нервный хохоток. Ронерцы даже сочинили поговорку:«Бесконечный, как драки за Корромир». Не слышали в Равене?

– Не доводилось.

И они вновь надолго замолчали, напряженно глядя на экран, неотводя глаз, ожидая неизвестно чего, – должно же что-то быть, не зряснимавший это человек погиб диковинной и жуткой смертью, превратившись взолотую статую…

Но ничего особенного не происходило. Дюжина пушек на высокихжелтых лафетах, поставленных колесом к колесу, ни шатко ни валко постреливалапо воротам, в свою очередь служа мишенью для крепостных лучников, для редкихмушкетных выстрелов. Из-за немаленького расстояния до стены стрелы теряли убойнуюсилу, но и пушкари по той же причине не могли похвастаться особенными успехами:ядра небольшого калибра мячиками отскакивали от толстенных железных полос,сплошь покрывавших низкие широкие ворота. Этакий вялотекущий пат.Разместившиеся справа от пушек спешенные драгуны в расстегнутых синих кафтанахдаже не смотрели в сторону пушкарей – сидели на земле в расслабленно-удобныхпозах опытных вояк, наловчившихся использовать любую передышку. Кто жевал, ктодымил трубочкой, кто просто расслабился душою и телом, погрузившись в недолгуюсолдатскую нирвану. Не похоже, чтобы их готовили к атаке.

– Я, конечно, не специалист… – осторожно сказалСварог. – Но есть стойкое подозрение, что с такими пушками они немногогодобьются. Против крепости, я имею в виду. Это же дохлые полковушки, а тут нужныосадные орудия, жерла…

– Вот именно, – сказал Гаудин. – Но тут естьзагвоздочка, благоприятствующая осажденным. По тамошним горным тропам чертовскитрудно протащить осадные жерла. Недели две придется возиться. Потому-то Корромирвсегда пытались брать лихим налетом. А если не получится сразу, осадазатягивается надолго, как сейчас видим. Зауряднейшее зрелище.

– Но отчего-то же он снимал…

– Да, и отчего-то с ним обошлись… как обошлись. Не так уж иглупо было задумано. Не окажись там вас, мы могли и не узнать ничего. Золотуюстатую переплавили бы, а монета могла затеряться навсегда…

И вновь напряженно уставился на экран. Сварог примолк –видно было, что Гаудину не до разговоров, – курил в полумраке, чувствуясебя неловко в пурпурной мантии хелльстадского короля (хорошо еще, митра стоялагде-то на столе, освободив голову от лишней тяжести), казавшейся сейчасмаскарадным нарядом посреди высоких экранов, россыпей разноцветных огоньков,компьютеров и прочих электронных игрушек. Увы, ничего тут не поделаешь:согласно строгому этикету, в Канцелярию земных дел, где они сейчас пребывали,полагалось являться одетым по всей форме – если ты из тех, кому таковаяполагается по званию, по должности, по чину. Гаудин тоже восседал сейчас впарадном мундире своего ведомства, щедро изукрашенном жестким золотым шитьем,кисточками и гербовыми пуговицами, при всех орденах. Тонкий и абсурдный, чистобюрократический юмор ситуации заключался в том, что Канцелярия земных дел былаединственным присутственным местом, где Сварог, будучи земным королем, обязанбыл появляться исключительно в королевской «парадке» и никак иначе. Во всехдругих случаях можно было выбирать самому – меж мундиром Яшмовых Мушкетеров,камергерским кафтаном или попросту подобающим дворянину костюмом. Но коли ужтебя занесло в Канцелярию земных дел – будь любезен одеться по всей форме.При всех здешних дворянских вольностях, заставлявших поневоле вспомнить то лиПольшу семнадцатого столетия, то ли Швецию – восемнадцатого, там и сям правили балскрупулезнейшие и незыблемые бюрократические регламенты, ничуть не зависевшиеот особы, восседавшей в данный момент на императорском троне.