о чем вспоминать и тем более рассказывать. Может, позже. Да, думаю, когда-нибудь потом.
Карл грустно вздохнул:
— Как пожелаешь, Вики, не буду настаивать, просто знай, что я рядом. — Она промолчала. — Все устали, пора отдыхать. Мне надо возвращаться в город, поеду завтра на рассвете. Вам двоим носа отсюда высовывать нельзя еще несколько дней, я как раз успею собрать все важные новости и вернуться. Придумаем, как быть дальше.
Он склонился, попытался хотя бы приобнять её за плечи, однако Сюзанна вздрогнула и снова отодвинулась, забившись почти в самый угол. Карл замер, предупреждающе поднял руки, показывая, что не станет её трогать, пробормотал:
— Прости. Не хотел напугать.
— Это ничего, — она заморгала часто-часто, — но… дай мне время, хорошо? Я слишком устала и окончательно вымотана.
— Конечно.
Карл исчез за дверью общей спальни, в комнате повисла глубокая тишина, прерываемая только уютным потрескиванием дров. Сюзанна поджала колени, глядя в одну точку перед собой и полностью погрузившись в раздумья. Штрогге наблюдал за ней издали, затем налил две чашки горячего травяного отвара и вернулся к столу.
— Ты не обязана рассказывать, тем более ему, — заметил он негромко. — Но что-то мне подсказывает, Карл сможет понять твои чувства и страхи. И, возможно, тебе самой стало бы от этого легче.
— Нет. И больше не будем об этом.
— Хорошо. Как ты сейчас? Я имею в виду… — он внезапно сбился, понимая, что просто не имеет права говорить на некоторые темы.
— Не ношу ли я дитя? — она посмотрела ему прямо в глаза. — И снова нет. Регулы закончились всего день назад, он не успел снова ко мне прикоснуться.
— Знаешь, я ведь могу попробовать забрать у тебя эти воспоминания, — тихо предложил Макс. — Стереть, будто ничего и не было.
— Ты уже делал так прежде? — в её глазах промелькнул слабый интерес.
— Один раз. И, не буду лгать, кончилось это паршиво. Но я многому научился с того времени, печать сейчас почти не мешает, да и с воспоминаниями легче работать, пока они свежи.
Она медленно покачала головой:
— Нет. Но спасибо, что предложил.
— Почему отказываешься?
Сюзанна взяла в руки кружку, сделала глоток:
— А почему ты продолжал смотреть из окна на королевский дворец? Такое нельзя забывать, и прощать тоже нельзя. И еще: я хочу помнить, за что именно умрет Фредерик Глосси.
— А он умрет?
— Раньше я в этом сомневалась, теперь знаю наверняка.
Глава 36. Ками
До тихого провинциального городка известия о разгроме кораблей торговой гильдии долетели едва ли не быстрее, чем до столицы. Поговаривали, что у местных рыбаков слишком тесные знакомства с контрабандистами, а у тех — с разбойниками из северных проливов, а еще, что сведения вдоль берега передают буквально всеми доступными способами: с дрессированными птицами, сигналами переносных фонарей, заклятыми морскими богами течениями и заговоренными душами погибших моряков.
Сколько правды было в этих байках, Ками сказать не могла бы при всем желании, а вот в том, что беда все-таки случилась, сомневаться не приходилось. Городок гудел, как растревоженный улей, передавая из уст в уста подробности, от которых кровь стыла в жилах. Одни твердили, что был туман, корабли гильдии отбились от сопровождающих и потеряли друг друга, а несколькими днями спустя море выкинуло на берег обгоревшие обломки мачт да пару пустых шлюпок. Другие утверждали, что разбойники стремительно напали на караван ночью, пустив ко дну едва ли не каждое второе судно, а остальные просто увели в лишь им известные укрытия. Кто-то винил шторм и коварные течения, кто-то — богов, проклявших королевскую семью и всё, к чему они прикасаются.
Ками спешно вернулась в столицу, наплевав на сомнения в собственной безопасности. Однако торговые партнеры мужа знали ровным счетом столько же, что и она. Разве что утешили Ками, что пара судов таки объявилась целой и невредимой: они действительно отбились от каравана в тумане и в итоге вернулись в ближайший лидорский порт. Ни звуков боя, ни зарева пожаров они не видели.
— Светлые боги, Людвиг с ними?
Нет, Людвига среди счастливо избежавших ловушки не оказалось. Ками кусала губы и бесконечно теребила в руках измочаленный до состояния ветоши носовой платок, но упорно пыталась найти хоть кого-то, кто мог помочь ей с поисками мужа.
— Дорогая, — утешал её Ральф фон Триеррен, старик с седой, как снег, головой, один из самых опытных столичных дельцов. — Рано вешать нос. Их могло отнести штормом за пролив, тогда сведения опоздают на месяц, а то и больше. Возможно, они пережидают непогоду в каком-нибудь безымянном заливе. И даже если случилось нападение, что тоже нельзя исключать полностью, не факт, что Людвиг погиб. Он может оказаться в плену, тогда рано или поздно вы получите требование о выкупе. И, уверяю вас, гильдия сделает всё, чтобы освободить своих людей.
— И что же мне делать сейчас? — Ками старательно запрещала себе думать, что тело Людвига уже давно пошло на корм рыбам или валяется на каком-нибудь забытом богами и людьми побережье.
— Возвращайтесь домой. Ждите. Уверен, не пройдет и пары недель, как ситуация прояснится, — он утешающе похлопал её по крепко стиснутым рукам. — Верьте в себя и мужа. Я знаю Людвига много лет, он не склонен унывать и сдаваться, ему есть, ради чего жить и к кому возвращаться, значит, он выживет и вернется. Верите мне?
— Верю, — кивнула она, пожалуй впервые в жизни поняв, что не уверена в собственных словах.
— Вот и хорошо. А теперь идите домой и постарайтесь отдохнуть, чтобы встретить мужа здоровой и полной сил.
Разумеется, Ками его не послушалась. Экипаж, нанятый прямо посреди улицы, довез её до ворот королевского замка. Внутрь леди вон Гобстрот пустили без вопросов, услужливый лакей проводил до королевской приемной, однако тут её ждало еще одно разочарование.
Королева Агнес покинула мужа и двор, чего не случалось с момента их с Фердинандом бракосочетания. Более того, с ней отправился и лорд Жаньи, фаворит его величества, о чем изумленной Камилле поспешила сообщить леди Мастред, вынужденно скучающей из-за отсутствия госпожи.
— Но куда?
— В паломничество. Покаяться во всех неправедных поступках и молиться о скорейшем продолжении рода. Не взяла ни камеристок, ни секретарей, ни дам, объявив, что истинное прощение требует скромности, аскезы и смирения. Едва ли не пешком
