не в минувшую ночь, а гораздо раньше. Наверное, когда я первый раз поцеловал Леру.
Я ведь уже забыл, как это целовать женщину. Касаться губами мягких женских губ, ловить её сбившееся дыхание, ощущать, как она трепетно к тебе льнёт, обвивая руками шею и притягивая ближе к себе.
Целовал ли я кого-нибудь после Ани? В голове мелькают обрывки воспоминаний всех стадий проживания моего развода. Тра****ся без разбору на долгие месяцы стало моим излюбленным занятием, которое приносило кратковременное удовлетворение и облегчение. Просто чтобы выплеснуть эмоции. Просто чтобы отомстить бывшей жене, доказывая ей, что разрушить наш брак с её стороны было огромной ошибкой.
Кто были эти женщины? Я не помню их лиц, я не помню их губ. Но я помню, что целовать их у меня не было никакого желания. Поэтому и не целовал.
Но Лера… Лера это…
Вот тут мое писательское красноречие дало сбой или решило пойти на перекур. Потому что у меня не было единственно верного или правильного определения. Кроме как… любовь?
«Рано. Чертовски рано, Ромыч! Лучше попридержи коней, если не хочешь всё похренить к чертовой матери! А ты это можешь. Ты в этом деле вообще мастак — тут даже за примером далеко не надо ходить, достаточно вспомнить неудавшийся брак. Поэтому собери всю свою волю в кулак и молчи» — заботливо вещал мне внутренний голос, параллельно советуя сосредоточиться на более приятных вещах.
С этим проблем не было — думать о приятном на самом деле довольно легко, если рядом лежит красивая сексуальная девушка. Которая вчера ночью позволяла делать с собой всё. Которая знала своё тело, не боялась своих желаний и даже предугадывала мои собственные… И всё это получалось между нами как-то естественно, будто бы так и должно быть — касания, от которых у меня закипала кровь, жаркие стоны прямо мне в губы, пока этот чёртов лифт не спеша поднимал нас на четвёртый этаж, какие-то бесстыдные, но такие нужные слова, сказанные на ушко… Хотя нет, это уже я сам. Писательское красноречие снова не подкачало. Знал бы, что так умею выражать свои мысли и желания, уже давно бы взял себе на вооружение. Замечаю, что Лере это тоже нравится — и её томный, слегка затуманенный взгляд, и румянец, что разливался по белоснежной коже, были тому явное подтверждение.
Из лифта мы буквально вываливаемся, не размыкая объятий. Совершенно не помню, как нашарил в кармане карточку от номера и открыл дверь. Помню только жар её тела, её губы, скользящие вниз по шее, тонкие пальцы, которые расстегивали пуговицы моей рубашки.
Идиот! Вот на кой чёрт тебе надо было её сегодня надевать? Это у Леры каждый выход из номера, это «выход в люди», а тебе то зачем приспичило выпендриваться на ночь глядя?!
Вероятно, не с первой попытки, но в номер мы все-таки попали, с грохотом захлопнув дверь. Причём совершенно не заботясь о спящих за стенкой соседях. А потому что… да хрен с ними со всеми!
Прижимаю Леру к стене, стягивая с неё свой собственный пиджак, который надо признать действительно ей шёл, но без него всё-таки было в разы лучше. Как и без этого провокационного бежевого платья, что отливало сейчас блеском при свете ночника. Развратный кусок ткани, который идеально подчёркивал все Лерины изгибы и будоражил воображение, а потому… Снять! Немедленно снять, пока руки ещё хоть как-то подчиняются мозгу! А иначе в ход пойдут первобытные инстинкты, которые не предполагают соблюдение приличий или беспокойство о сохранности какой-то там дизайнерской тряпочки.
Помимо пуговиц моё терпение решили доконать застёжки на платье — маленькие и почти незаметные петельки, которые постоянно выскальзывали из моих пальцев. Справившись с последней, я даже не смог удержаться от победного возгласа, перед тем как вновь обрушиться с поцелуями на Леру. Именно обрушиться — жадно сминая губы, и шаря по её обнаженному телу. Будто бы так до конца не смея поверить в то, что сегодня она и правда моя.
Моя. И не только сегодня — завтра, послезавтра и… всегда? Странное неуместное слово, в которое я тогда почему-то безоговорочно поверил, как в свершившийся факт.
Прижимаю Леру к себе спиной, касаясь её своим оголённым торсом, медленно скольжу губами от мочки уха до основания шеи. Лера издает тихий стон и чуть откидывается назад, открывая ещё больший доступ моим рукам до всех стратегически важных местечек на её теле.
— Это нечестно, — еле слышно шепчет Лера. Бесстыдно, но чертовски соблазнительно прогибается в пояснице, начиная тереться об меня в районе паха.
— Что? — спрашиваю практически на автомате, потому что поддерживать диалог с каждой секундой становиться всё труднее.
Нет, дальше терпеть уже нельзя! Нужно поскорее избавиться от этих грёбанных джинсов…
— Ты уже в третий раз видишь меня обнажённой, а мне приходилось довольствоваться только… верхней частью горячего сибиряка, — смеётся Лера, но даже этот её звонкий смех звучит для меня сейчас возбуждающе.
Поворачивается ко мне и ловкими проворными движениями расстёгивает молнию, что стала сейчас невыносимо тугой. Перехватываю её запястья и вновь впечатываю в себя, срывая с её губ пленительно сладкие поцелуи, от которых пьянею буквально на глазах. Самостоятельность — это конечно, похвально, но оставшуюся одежду я сбрасываю сам. По губам Леры скользит томная улыбка — судя по всему, невидимая ранее глазу нижняя часть картины «горячий сибиряк» понравилась ей не меньше моего подкаченного торса. А то ли ещё будет… Подхватываю её на руки и аккуратно опускаю на кровать.
В последние годы меня мало заботило, насколько хорошо было женщинам, которые оказывались в моей постели. После развода этот вопрос как-то совершенно перестал меня волновать. Думать только о себе и своём удовольствии вошло в привычку и стало для меня новой нормой. Но сейчас передо мной лежала не просто женщина, имя которой я вряд ли вспомню завтра утром. И вовсе не женщина для быстрого перепихона. Лера — это Лера, и с ней так нельзя. И даже сама мысль об этом казалась мне какой-то возмутительной и кощунственной.
С Лерой всё будет по-другому. С ней уже всё по-другому — с самой первой секунды нашего знакомства. Поэтому вместо того, чтобы взять её с какой-то неистовой животной страстью, которая кипела внутри и требовала выход наружу, я нашёл ее чуть дрожащие от желания губы и нежно поцеловал. А потом стал медленно спускаться губами вниз от шеи к призывно торчащим соскам, к плоскому животику и далее ниже… Ещё ниже…
— Рома, — шепчет она еле слышно, пытаясь совладать с
