их «вернуться домой» в Израиль. Чтобы облегчить возвращение, не требовалось никакой бюрократической бумажной волокиты. Приглашались все, кто считал себя евреем. Но для большинства американских евреев идея возвращения «домой» в Израиль была малопривлекательной. Дом был не там, а здесь, и представить себе Израиль было трудно, разве что очень абстрактно.
Кроме того, существовала некоторая путаница — сложная панорама смешанных эмоций. Например, для еврейского социалистического движения факт существования Израиля в значительной степени выбил ветер из его парусов. Какой смысл теперь жаловаться на несправедливость американской капиталистической системы? Если еврейские социалисты были недовольны положением дел в Америке, то теперь у них была своя страна, куда они могли вернуться, где они могли торговать своими политическими товарами.
Для состоятельных людей эмиграция из Восточной Европы в США оказалась самой золотой из всех диаспор — и самой удачливой. Путь от полуразрушенных штетлов и гетто России и Польши до гаражей на две машины и счетов в «Saks Fifth Avenue» был почти чудесным образом коротким. Кто из бабушек или даже неграмотных матерей поверил бы в то, что их отпрыски ездят на «кадиллаках» и выгуливают пуделей в Центральном парке? Собаки как домашние животные? Эта идея была бы немыслима всего лишь одним поколением раньше, когда собака была свирепым приятелем погромщика. И все же это произошло. Каким-то образом восточноевропейцы оказались в Америке именно в тот момент, когда их таланты и энергия — в швейной промышленности, киноиндустрии, радиовещании, издательском деле, ликеро-водочном бизнесе — оказались наиболее востребованными. Успех, даже для самых предприимчивых, был просто неизбежен, и это казалось более удивительным, чем создание в другой части света государства под названием Израиль.
Да, для большинства американских евреев было приятно осознавать, что Израиль существует для тех, кто в нем нуждается, и является альтернативой ассимиляции, местом, куда можно вернуться, если жизнь в Америке по каким-то причинам станет невыносимой. Но большинство евреев считали, что они достаточно хорошо ассимилировались, и что Америка была добра к ним. Что еще, собственно, мог предложить им Израиль? У них не было потребности в убежище, хотя это убежище находилось рядом, маня и требуя их внимания и поддержки. Большинству было бы интересно посетить Израиль из любопытства, в качестве туристов. И, в качестве уступки старым и почти забытым привязанностям, большинство было бы готово купить облигации господина Бен-Гуриона. Но этим дело и ограничивается; большинство не испытывает столь глубоких чувств к Израилю, чтобы обрубить свои теперь уже прочные американские корни и уехать туда жить.
Даже самые недавние американские переселенцы — те, кто едва успел спастись от Гитлера, — чувствовали себя именно так. Анна Апфельбаум Поток, например, приехала в США в 1940 г., т.е. за восемь лет до создания государства Израиль. Она родилась в Варшаве в 1897 году и принадлежала к третьему поколению видных польских меховщиков. Маленькой девочкой она часто бывала в мастерской своего деда, где он разрешал ей играть с шелковистыми шкурками, и там она научилась любить прикосновения, особенно к соболям, и даже резкий запах сырых и необработанных шкурок. Не было сомнений, что Анна и ее старший брат Максимилиан примут участие в семейном меховом бизнесе, а после смерти отца в 1921 г. они возглавили его. Семья Апфельбаумов без особых неудобств пережила царские погромы, поскольку Апфельбаумы поставляли шубы польской знати и всем высокопоставленным чиновникам страны. Их клиентами были мэр Варшавы и президент Польши. После революции в России они не испытывали никакого давления, поскольку руководители коммунистической партии приезжали из Москвы и Ленинграда, чтобы получить шубы из соболя, рыси и каракуля от Апфельбаумов. Даже после раздела Польши в 1939 г. и сдачи Варшавы немцам Апфельбаумы продолжали чувствовать себя в безопасности, и, хотя их признавали евреями, им разрешалось свободно ездить по Европе, например, на меховой рынок в Лейпциг, как неевреям.
Однако к 1940 г., когда Франция, Бельгия, Нидерланды, Люксембург, Дания, Норвегия и Румыния были захвачены немцами, а гитлеровская программа «Окончательное решение» начала принимать мрачные обороты, ситуация изменилась. Было необходимо, чтобы Апфельбаумы покинули Европу или погибли. В спешном порядке было проведено семейное совещание, на котором обсуждались пути отступления. Но в течение нескольких недель из Варшавы не было железнодорожных билетов. Тогда удалось раздобыть два билета в Швейцарию, по которым Анна и брат Макс должны были добраться до Цюриха, получить деньги в швейцарских банках и отправить за остальными членами семьи — мужем Анны, Леоном Потоком, их сыном, женой брата и их дочерью.
Из Цюриха Анна и ее брат отправились в Париж, где планировали послать за остальными, но обнаружили, что Париж только что оккупирован немцами. Тогда Анна и Макс приняли ужасающее решение вернуться в Варшаву и лично забрать остальных членов семьи. Каким-то образом — благодаря тому, что они оба в совершенстве владели немецким языком, — им это удалось, и клан перегруппировался в Варшаве. В итоге пять человек — Анна, ее муж, брат и двое детей — отправились в небольшой машине с одним чемоданом неизвестно куда. Жена Макса согласилась остаться. В машине для нее места не было, да и важно было, чтобы все выглядели как обычные путешественники, а не как беженцы; за ней придут позже. Макс больше никогда не видел свою жену.
Сначала маленькая машина направилась на юг, в сторону Румынии и возможного черноморского порта, например, Одессы, откуда можно было бы добраться до нейтральной страны, например, Испании. На румынской границе их остановили нацистские солдаты. Тогда, быстро приняв решение, они снова повернули на север и направились в Литву, где им удалось пересечь границу. Оттуда маленькой группе удалось заказать проезд через Балтийское море в Швецию, где благодаря вмешательству американского консульства в Стокгольме они смогли получить визы на въезд в США через Монреаль. Для оформления документов консульство работало всю ночь.
Анна Поток и ее брат Макс часто говорили о внедрении высокой моды в их меховой бизнес, и Макс Апфельбаум, начитавшись о гламурных американских кинозвездах и их роскошных вкусах, решил, что было бы неплохо попробовать этот подход в Нью-Йорке. Ему надоело создавать меховые изделия для польских и российских бюрократов и их пухлых жен, и Анна, изучавшая искусство в Польше, взялась за эскизы. Их первый салон на Пятьдесят седьмой улице был небольшим, но первая выставка роскошных меховых изделий имела огромный успех. Их первоначальная клиентура состояла не совсем из кинозвезд, но среди них были такие, как миссис Уильям С. Пейли, Тельма Крайслер Фой, Марджори Мерриуэзер Пост, миссис Лоэл Гиннесс и герцогиня Виндзорская, которые стали постоянными покупателями
