руке кнопки «стоп» и я не в состоянии перемотать разговор назад. Не в силах выдержать его молчания, я откручиваю пробку и делаю несколько жадных глотков.
— Иногда ветер может напоминать вой, — Макс скептически хмурит брови, но не называет меня сумасшедшей.
Но это пока.
— Это был волк, — твердо заявляю я, — Я не сошла с ума, — слова вырываются из горла, но кажутся не громче шепота.
Достаю из кармана два последних шоколадных батончика и с силой разрываю обертку. Мои руки дрожат.
— Я этого не говорил, — его раздражение сквозит в каждой букве, — Почему ты постоянно ищешь во всём подвох?!
— Я знаю, ЧТО слышала, — упрямо повторяю я, но уже не так уверенно, как несколько минут назад, — Это был тот самый волк.
Макс прочищает горло.
— Хорошо, — уступает он, — Может быть, так и есть, — наверняка, Макс просто не хочет ввязываться со мной в спор. Я незаметно вздыхаю.
Все наши разговоры заканчиваются ссорой. Я молча передаю ему батончик и прислоняюсь спиной к стене, откусывая маленький кусочек.
Может быть, мне и вправду показалось. И это просто ветер.
Молочный шоколад растворяется на языке. Сплошной сахар и калории. То что нужно, чтобы продержаться еще чуть-чуть. Я закрываю глаза, но слишком нервничаю, чтобы наслаждаться вкусом.
Макс смотрит на меня и я ощущаю его взгляд буквально физически. Как прикосновение его тёплых пальцев и моё тело реагирует на это, покрываясь мурашками. Я ожидала всё, что угодно. Злость. Ненависть. Неприязнь, только не такую реакцию. Но я скорее умру, чем признаюсь в этом.
«Меня влечет к нему, — моё сердце на миг останавливается, а потом бьется быстрее, — Господи, меня влечет к аристократу».
Покончив с завтраком, мы складываем наши скудные припасы обратно в одеяло, оставляя только бутылку с водой. Через щель в пещеру проникает достаточно солнечного света и прежде, чем выйти, я требую Макса показать мне руку. Под моим строгим взглядом, он сдается и я разматываю пропитанную кровью ткань, осторожно отдирая прилипшую часть.
— Всё в порядке, — с облегчением произношу я, рана от укуса сухая и без покраснений, — Никакой инфекции, — но на всякий случай, я опять накладываю повязку.
— Такие царапины не способны меня убить, — он по-мальчишески мне улыбается.
— Я видела другое, — завязав бантик, я отстраняюсь от него, и чувствую неимоверную усталость.
Мы выбираемся наружу, в глаза бьёт слепящий снег и я морщусь, привыкая к свету. Выпрямившись, я несколько минут разминаю ноги, пока кровь не возвращает чувствительность к онемевшим мышцам и прислушиваюсь. Я стараюсь уловить вой волка.
Ничего. Ни единого звука.
Ветер стих и над головой высоко светит солнце, оно касается куполообразной вершины, едва не убившей нас. А может наоборот, подарившей нам жизнь. Мы об этом никогда не узнаем.
Я перевожу взгляд вперед, на полоску зеленого леса. Странно, но здесь как будто бы и не было никакой катастрофы. Яркое небо. Чистый воздух. И животные, выглядевшие здоровыми…
Замечает ли эту странность Макс?
Москвин дотрагивается до моего плеча и я подпрыгиваю на месте.
— Прости, — смешавшись, говорит он и я поднимаю голову, встречаясь с ним глазами, — Нужно идти, — на его подбородке и щеках появилась темная щетина, порез затянулся корочкой, но наверняка останется шрам.
Но разве это способно испортить красивое мужественное лицо аристократа?!
Конечно же нет.
Склон горы с каждым шагом становится всё ровнее. Вскоре под ногами появляются чахлые кустики, переходящие в высокие деревья. И становится теплее. Я расстегиваю дубленку и отпиваю из бутылки, закончив, протягиваю ее Максу.
Он медлит, как и в прошлый раз.
— Боишься?
— Чего? — не понимает Макс.
— Заразиться, — пожимаю плечами, — Зараза распространится по всему твоему телу, — страшным голосом продолжаю я, — И тебе придется жить в Нижнем мире…
Москвин стирает со лба пот и практически вырывает у меня бутылку.
— Только если рядом с тобой, — бурчит он, мои губы сами собой растягиваются в улыбку, не выдержав, я громко смеюсь.
— У тебя чересчур милая мордашка.
— Думаешь?
Мы смотрим друг на друга.
Я вдруг думаю, что возможно радужка его глаз одного из нас, и моя улыбка гаснет. В мире совершенных, мы не более, чем органы, и пройдет еще много времени, прежде, чем это изменится. «Оранжевый код» может стать началом бунта, а может и нет. Я выберусь отсюда, заберу чип и уничтожу стену.
— У тебя будет компания получше, — говорю я.
В полном молчании, мы выходим на равнину.
Наверное, раньше здесь протекала горная река, сейчас же это просто пересохшее русло, покрытое галькой и булыжниками. Вокруг нас только горы и лес. Я присаживаюсь на один из камней, и даю ногам отдохнуть. Макс отходит в сторону и пробует поймать сигнал. Он не отпускает от себя телефон, словно это его якорь.
Через сколько совершенные будут здесь, когда запеленгуют сигнал? Я снимаю шапку и закрываю глаза, подставляя лицо теплому солнцу. Несколько часов, может быть больше. За это время, мне нужно уйти отсюда. Скрыться в лесу. Спрятаться.
Я чувствую, как на меня ложится тень, но не спешу открывать глаза, я всё еще теряюсь, когда он подходит ко мне так близко.
— Сигнала нет и зарядки почти не осталось, — тихим голосом говорит Макс, и присаживается рядом, — Пойдем на север, — продолжает он, не дождавшись от меня ответа, — Если держаться одной стороны, как при выходе из лабиринта, рано или поздно, мы выйдем к реке.
— Хорошо, — отзываюсь я, и открываю глаза.
Солнце касается верхушек леса и опять холодает. Густые кроны деревьев не пропускают тепло и я утыкаюсь носом в шарф. Устало всё. Тело. Душа. Мысли. Сознание. Под подошвой хрустит снег, но нужно идти дальше.
Шаг за шагом. Шаг за шагом.
Я уже не надеюсь найти хоть какое-нибудь укрытие. Макс держится рядом со мной, наверное, опасается, что я упаду. Он помогает мне перелазить через большие камни и пни. Я жалею, что у меня нет таких длинных ног, как у совершенных.
Вокруг нас сгущаются
