её узкая киска может принять меня. Сколько бы я её ни трахал, у неё так узко, что мой член буквально попадает в заложники её стеночек, жадно обхватывающих его.
— Ты понимаешь это, малыш? Понимаешь, кто твой муж? Понимаешь, кто изувечит каждого, кто к тебе прикоснётся? — спрашиваю я, ускоряя свой темп.
— Д-да, — стонет она, закатывая глаза и тяжело дыша.
— Тогда кончи, милая, — приказываю я и её податливое тело, словно слыша моё требование, трясётся в конвульсиях в моих руках. — Моя послушная девочка.
Она опускает голову на моё плечо, продолжая стонать и ахать, как и её киска продолжает обволакивать мой член, продолжает заставлять меня сходить с ума.
Я кончаю в неё, с новой бешеной силой целуя её кожу — всё, до чего могу дотянуться. Она становится ещё мягче, её расслабленное тельце в обеих босоножках успокаивается в моих руках. А тонкие пальчики её рук зарываются в моих волосах.
— Спасибо тебе.
— За что ты меня благодаришь?
— За то, что ты меня нашёл. За то, что ты мой мужчина. И за то, что ты заставляешь чувствовать меня так, словно я важнее всего мира.
— Ты не просто важнее, Полина. Я говорил и скажу ещё раз. Ты — и есть мир. Весь мой мир сосредоточен в тебе. Нет чувства, которым можно было бы описывать всё, что я испытываю.
— Я хочу домой, — её голосок отдаёт невинностью и странной хитростью. — Пожалуйста, давай поедем домой. Я не хочу возвращаться без тебя.
Взяв её на руки, я усаживаю её на один из стульев, стоящих у стеклянного стола. А затем я поднимаю всю её одежду и одеваю её — сперва натягиваю трусики, потом топик, в самом конце юбку. Это нормально, что я снова хочу снять всю её одежду, снова оттрахать её и снова заклеймить её своими отметинами?
— Нужно будет немного потерпеть, принцесса. Дома я смою с тебя свою сперму и наполню новой.
***
Несколько часов подряд я смотрю на Полину, одетую только в шёлковые розовые трусики. Измотанная, она уснула в тот момент, когда я мыл её. Она просто закрыла глаза и отключилась, позволив мне смыть свою сперму, которую я оставил чуть ли не на каждом участке её тела.
И мне всё ещё недостаточно. Мне всё ещё мало.
Я животное, которое она заставляет пробуждаться внутри. Но я не то неразумное существо, коим был раньше. Которому было плевать, кого трахнуть. Сейчас даже сама мысль о том, чтобы прикоснуться к кому-то, чтобы изменить ей, просто выворачивает меня наизнанку.
Я убираю налипшую на её лоб прядь волос и перебираю её сквозь пальцы. Я готов целовать эти волосы — каждую волосинку, каждую ресничек, каждую родинку.
От любования моей девочки меня отвлекает вибрация мобильного, лежащего на тумбочке. Даже сонная Полина приоткрывает глаз, встревоженная этим звуком.
Я, блядь, убью, кто бы там ни был.
Я ещё в более юном возрасте понял, что нужно был всегда на связи и всё контролировать, если не хочешь потерпеть неудачу, но когда рядом Полина, мне нужно, чтобы меня никто не трогал и не мешал.
Я собираюсь скинуть вызов, пока не вижу, что звонит мне одна из сиделок Леонида. Она не стала бы тревожить меня посреди ночи просто так. Она из тех, кто опускает в голову и не поднимает до тех пор, пока я не выхожу из помещения.
Я беру трубку.
— В чём дело? — спрашиваю я.
Полина смотрит на меня сонным, непонятливым взглядом. Я касаюсь её плеча в надежде, что она снова закроет глаза и заснёт.
— Станислав Юрьевич, господи, я не знаю, что делать. Я вызвала скорую, его колотит, он весь трясётся и не открывает глаза. Мне кажется, он что-то выпил, я даже не видела. Клянусь, я ничего не делала.
— Что он выпил?
— Я не знаю. Возможно, что-то от давления, снотворное, ещё что-то. Я не знаю, клянусь, я ничего…
Блядь, только этого мне не хватало.
Если с ним что-то случится, Полина не переживёт. Я подавляю тик в челюсти и спокойно переживаю девушку:
— Я сейчас приеду. Стой на месте.
Полина подхватывается. Не уверен, что она слышала всю суть разговора, но она могла разобрать некоторые слова. Надеюсь, она ничего не разобрала. Я встаю, чтобы быстро натянуть на себя разбросанную по спальне одежду.
— Это Лена? Что случилось? Что с папой? — осипшим голосом шепчет Полина. — Стас, что с папой?
Блядь, как бы было хорошо, если бы я хотя бы вышел, чтобы она ничего, нахуй, не слышала.
— Всё в порядке, принцесса, — я успокаивающе целую её в лоб и заключаю одну её руку в свои. — Сейчас снова ложись спать.
— Нет-нет, скажи. Это она, это её голос. Она плакала, что случилось? Что произошло с папой? — её шёпот становится громче, но боязливее. Она прерывисто дышат, глотая слова и появляющиеся на глазах слёзы. — Пожалуйста, скажи мне.
— Ничего не произошло.
— Ты врёшь. Куда ты уезжаешь? Я поеду с тобой.
Не успев застегнуть рубашку, я обхватываю плечи Полины, когда она встаёт на ноги.
— Малыш, ничего не произошло. Я поеду по делам и вернусь. Ты сейчас вернёшься в кровать и продолжить спать, а когда проснёшься, я уже рядом.
Это блядская ложь, но я не могу позволить ей сейчас волноваться и переживать о том, что я не видел собственными глазами. Лучше мне держать её в неведении и самому не видеть, как будет ей больно и плохо от того, что сейчас происходит с её отцом.
Она настолько хрупкая, что любая новость может убить её, уничтожить. Я не могу позволить. Я, который ненавидел её отца за то, что он занимает отдельное место в её сердце. Я не позволю ничему разбить это хрупкое сердце. Я существую, чтобы беречь это хрупкое сердце.
— Я поеду с тобой, — трясётся Полина, прижимаясь к моей руке. — Или одна, без тебя, но поеду.
— Ты не выйдешь из этого дома.
— Стас… — плачет она, разрывая моё сердце на столько кусков, что их нельзя сосчитать. Не говоря уже о том, чтобы собрать воедино. — Это мой папа. Это единственный человек, который мне важен, кроме тебя. Пожалуйста… — умоляет она, оставляя влагу своих слёз на моей груди. — Пожалуйста, я должна знать, что с моим папой… Я не смогу просто уснуть, ты ведь понимаешь это. Я буду одна, без тебя, и это убьёт меня.
Даже в такой ситуации она знает, на что давить и как в очередной раз заставить меня поджать яйца и сделать так,
