реального сражения? Есть ведь существенная разница между техническим сценическим мастерством и необходимыми для сражения смекалкой и мужеством!.. Да, женщины были прелестно обольстительными — но окажутся ли их формы столь же пышны без специальных одежд и приспособлений, а они сами — столь же остроумны без заученных наизусть строк?..
— Вы не находите нашу продукцию развлекательной? — спросил хозяин.
— Я предпочитаю жизнь, — честно ответил Бинк.
И хозяин сделал пометку в блокноте: ДОБАВИТЬ РЕАЛИЗМА.
Затем по ходу пьесы шла музыкальная сцена. Героиня спела приятную песенку о потере и тоске, размышляя о своем неверном возлюбленном, и просто невероятно трудно было представить, как любой болван — каким бы болваном он ни был — мог оказаться неверным столь милому и желанному существу?! Против воли Бинку опять вспомнилась, конечно, Хэмели, и он снова затосковал о ней. Рядом с ним стоял погруженный в свои непроницаемые мысли Честер: возможно, он также вспоминал свою жену Чери — на самом деле очаровательную леди-кентавр.
И тут к песне добавился навязчиво-приятный аккомпанемент. Заиграла флейта, и звук ее был настолько ясным и чистым, что прямо-таки посрамил голос певицы. Бинк поискал глазами флейтиста (или, возможно, флейтистку), но увидел лишь инструмент — сверкающую серебристую флейту, висящую в воздухе неподалеку от героини и играющую сама по себе. Магическая флейта!
Удивленная актриса перестала петь, а флейта все продолжала играть. Более того — освободившись от ограничений голоса певицы, она исполнила арию феноменальной сложности и красоты. Теперь все актеры стояли на сцене и слушали — для них флейта оказалась такой же неожиданностью, как и для Бинка.
Хозяин вскочил.
— Кто запустил эту магию?!
Отзыва не последовало; все были поглощены мелодией флейты.
— Очистить сцену! — повелительно возвысил голос хозяин; лицо его покраснело от гнева. — Все до единого — вон! Вон!
Актеры медленно потянулись за кулисы, оглядываясь на одинокий инструмент. Сцена опустела. Но флейта все еще играла, переходя от одной мелодии к другой, и каждая была красивее предыдущей.
Хозяин схватил Бинка за плечи.
— Твоя работа?! — Он чуть ли не задыхался.
Бинк с трудом оторвал взгляд от флейты.
— Я не обладаю такой магией!
И тут же хозяин вцепился в мускулистую руку Честера.
— Ты... Тогда это ты!
Честер повернул к нему голову.
— Что? — спросил он, словно выходя из оцепенения, и в ту же секунду флейта исчезла, а музыка смолкла.
— Честер! — крикнул озаренный Бинк. — Твой талант! Вся красота — в твоей душе! Красота, до сих пор подавленная! Потому что была связана с твоей магией! А как кентавр ты не мог...
— Мой талант? — Честер был изумлен. — Получается, это сделал я?!.. Но я никогда не осмеливался... Кто бы поверил...
— Сыграй еще! — взмолился Бинк. — Сотвори чудесную музыку! Докажи, что обладаешь магией! Как это сделал твой дядя-герой, отшельник Герман!
— Да, — кивнул Честер. — Хорошо.
Он сосредоточился. Флейта появилась снова и опять заиграла. И странно! — довольно уродливое лицо кентавра казалось все меньше и меньше таким.
Но — это не так уж и странно, понял Бинк. Выражение грубости на лице Честера было следствием его же собственных привычек к постоянному ворчанию и недовольству чем-нибудь. Теперь же это выражение растаяло — он в нем больше не нуждался.
— Тебе уже не потребуется год служить у Волшебника! — радостно напомнил Бинк. — Ты сам обнаружил свой талант.
— Какая отвратительная наглость! — возмущенно выкрикнул хозяин. — Вы приняли наше гостеприимство, пообещав взамен оказать нам услугу в качестве зрителей! Но оказывается, ты не зритель — ты сам артист! Вы нарушили наше соглашение!
Тут к Честеру вернулась часть его прежней строптивости и вспыльчивости. И флейта издала фальшивую ноту.
— В хвост и в гриву! — зарычал кентавр. — Я всего лишь подыгрывал песенке вашей героини! Играйте пьесу дальше — я буду смотреть и аккомпанировать.
— Сомневаюсь! — мрачно ответил хозяин. — В нашей среде мы не допускаем выступлений тех, кто не является членом гильдии. Мы сохраняем монополию!
— И что вы собираетесь сделать? — спросил Честер. — Закатить истерику?.. То бишь, наслать проклятие?
— Послушай... Не надо, Честер! — Бинк чуть не умоляюще посмотрел на друга.
— Я не потерплю подобного высокомерия от какого-то получеловека! — продолжал бушевать хозяин.
— Ах вот как! — вспыхнул кентавр. Сделав непристойный жест, он схватил хозяина за ворот рубашки и легко оторвал от пола. — Повтори...
— Честер! — протестующе крикнул Бинк. — Не забывай: мы — гости!
— Уже не гости! — прохрипел хозяин. — Убирайтесь из замка, пока мы не уничтожили вас! За такую наглость...
— Наглость — что я играл на магической флейте? Это ты называешь наглостью? — Честер не хотел верить своим ушам. — А тебе понравится, если я сейчас возьму и засуну эту флейту тебе в...
— Честер! — во весь голос заорал Бинк, тем не менее понимая позицию кентавра и даже испытывая к ней симпатию. И тут он произнес единственное имя, способное хоть как-то ослабить ярость его друга: — Чери бы это не понравилось...
— О, я не стану делать этого с ней! — громыхнул в ответ Честер, и — уже чуть утихомиренный — добавил: — И, конечно, не флейту...
Все это время кентавр держал хозяина на весу. Неожиданно рубашка порвалась, и тот позорно шлепнулся на пол. И даже более, чем позорно: он приземлился на свежую кучку грязи.
В сущности, это заметно смягчило падение и спасло хозяина от возможного синяка, зато многократно увеличило его неистовство.
— Грязь! Это животное бросило меня в грязь!
— Что ж, там тебе и место! — огрызнулся Честер. — Я только что подумал и решил, что не стану пачкать о тебя мою чистую серебряную флейту. — Он посмотрел на Бинка. — Я рад, что она серебряная, а не из какого-нибудь дешевого металла. Тут сразу видно качество!
— Конечно-конечно! — торопливо согласился Бинк. — Если бы мы теперь могли уйти...
— Как оказалась грязь на моем тиковом паркете! — грозно крикнул хозяин. Вокруг него уже собралась толпа актеров и слуг; они безмерно лебезили, помогли ему встать, подобострастно чистили его одежду...
— Это — сквигл! — с тревогой проговорил Бинк.— Он снова отыскал нас!
— А, так это ваш приятель! — взвизгнул хозяин, драматически переходя от одной степени ярости
