дыхание, опять явился на доклад к Архангелу.
— Ваше Полицейское Архангельство! Мы не в силах справиться с этим извергом. У трех агентов — разрыв сердца от переутомления…
— А он?
— А он над нами смеется, ваше Полицейское Архангельство!
— Вы просто бездельники и небесные предатели! — вскипел Архангел. — Только зря проедаете небесные фонды. Отправьте арестованного по этапу в ад! Пусть там его допросят!
На другой день начальник группы снова явился на доклад:
— Ваше Полицейское Архангельство, только что звонили из ада. Сообщили, что и черти не могут справиться с арестованным!
— Автомобиль! — приказал Архангел. — Я должен убедиться сам.
* * *
В кабинете Сатаны стоит наш Киро и посвистывает. Сатана испуганно смотрит на него. Входит Архангел. Киро продолжает свистеть.
— Послушай, мерзавец, если хочешь, чтобы мы тебя пощадили, говори правду!
— Про что?
— Ты что, заколдованный? Почему ни ангелы, ни черти ничего не могут с тобой поделать?
Киро смеется:
— Ну и дурачье! Да никакого колдовства! Просто я сорок дней просидел в Софийском управлении полиции, и теперь от всех ваших допросов меня только смех разбирает…
Перевод Л. Дымовой.
Александр Жендов.
Музыка. (Из цикла «Прошлое»). 1946.
Александр Жендов.
Преступник. (Из цикла «Прошлое»), 1946.
Светослав Минков
СОЛОМЕННЫЙ ФЕЛЬДФЕБЕЛЬ
Ты, дорогой читатель, наверное, хотя бы раз в своей жизни видел одного из тех соломенных людей, которых новобранцы колют штыками, изучая военное искусство. Эти чучела обыкновенно шьют из старых мешков из-под муки или специально купленной для этой цели парусины и туго набивают соломой, а некоторые из них имеют настоящую человеческую голову с носом, ртом и глазами. Приходят молодые парни из сел со своими простыми деревянными сундучками, в которые запрятано по нескольку яиц или яблок, вареная курица да одна-две катушки черных и белых ниток, наденут солдатскую форму и, не научившись еще, как говорится, ружье в руках держать, глядишь, начинают колоть соломенного человека в грудь, в живот, в голову — куда попало. Конечно, соломенный человек стоит спокойно в большой деревянной раме и терпеливо переносит жестокие удары солдатских штыков, никому не жалуясь на эту вопиющую несправедливость.
Так как героем настоящего рассказа является одно из таких казарменных чучел, которое, в силу странного стечения обстоятельств, впутывается в одну еще более странную и даже немного неприятную историю, мы обращаемся к любезным читателям с горячей просьбой сохранить в тайне все, что они прочтут ниже, чтобы потом некоторые заинтересованные личности, из тех, что, как говорится, боятся собственной тени, не стали бы делать из этой истории всевозможные ошибочные заключения.
Итак, в казарме 1357-го полка во славу и честь военного искусства стоял соломенный человек, которого в течение целых пятнадцати лет штыки новобранцев кололи так немилосердно, что в конце концов он потерял всякий человеческий облик и стал похож просто на какую-то разложившуюся черепаху. Правда, он все еще держался на ногах, но его жалкий вид производил такое тягостное впечатление, что самое черствое сердце не могло не испытать известного сострадания к этому обиженному судьбой существу. Впрочем, наш соломенный человек не чувствовал себя несчастным, потому что вообще ничего не мог чувствовать. Он стоял неколебимо на своем посту, рискуя каждый миг рухнуть на землю и быть совершенно бесславно выброшенным в какую-нибудь мусорную повозку.
Тот, кто служил в солдатах, очень хорошо знает, что в каждой роте полка есть свой фельдфебель, по какому-то странному недоразумению называемый «матерью роты». Мы говорим «по недоразумению», потому что эти «матери» иногда обращаются со своими детьми, как настоящие мачехи; нередко дело доходит до того, что фельдфебель превращается в пугало для солдат, которые начинают считать его чуть ли не братом дьявола.
Такой именно брат дьявола был и в одной из рот нашего полка. Солдаты этой роты замирали от ужаса перед дикими выходками своей «матери», в то время как фельдфебель втайне радовался той темной славе, которая жила о нем в сознании бедных новобранцев. Когда-то он пришел из какого-то далекого села простым рядовым, с завидным усердием усвоил все казарменные добродетели и вполне заслуженно достиг фельдфебельского чина. А когда на его рукаве заблестели желтые треугольные нашивки, в нем неожиданно пробудился деспот, он стал бесчинствовать и совершенно беспричинно терроризировать молодых солдат. Так, например, после дневных упражнений, когда солдаты просто падали от усталости, он заставлял их бегать из одного конца казармы в другой, хотя сам не мог бы объяснить, зачем он это делает. Однажды во время упражнений на гимнастических снарядах один новобранец сорвался с трапеции, ударился головой о землю и потерял сознание. Фельдфебель набросился на него, схватил за шиворот, поставил на ноги и, тормоша его изо всей силы, злобно закричал ему в самое ухо, что в казенной одежде никто не имеет права валяться в пыли.
В отличие от других фельдфебелей, которые обычно бывают здоровыми и высокими мужчинами с большими животами, наш фельдфебель был низеньким человечком со смуглым цыганским лицом; под носом у него топорщились маленькие черные усики. Он как-то неестественно моргал глазами, как будто щурился от яркого солнечного света, и эта привычка придавала его лицу выражение обманчивого добродушия. Ночью, когда вся казарма спала, тщедушная фигурка фельдфебеля как призрак бродила из помещения в помещение, наш герой подкарауливал дежурных и старался открыть какие-нибудь несуществующие нарушения порядка.
Однако всякий яд, разумеется, имеет свое противоядие. В роту страшного фельдфебеля попал неизвестно откуда один настоящий сорвиголова, изводивший на каждом шагу начальство и героически переносивший все наказания. Этот сорвиголова половину суток проводил под арестом, а в течение второй половины подготавливал себе ту же участь на следующие сутки.
— Смирно! — скомандовал однажды утром фельдфебель, и, когда все солдаты застыли на своих
