Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Ты так близок к истине, что даже не можешь себе представить. Но я скажу тебе. Только тот, кто целиком отдался крови войны, кто побывал на самом дне, повидал ужасы во всей полноте и понял наконец, что это выражение его сокровенной сути, — только он может танцевать. Танцевать может даже глупое животное. Судья поставил бутылку на стойку. Услышь меня, дружище, сказал он. На этой сцене есть место лишь для одного зверя, и только для одного. Всем остальным суждена вечно длящаяся ночь, которой нет имени.[250]Один за другим они шагнут во мрак за этими светильниками. И те медведи, что танцуют, и те, что нет.
Толпа вынесла его к двери в глубине заведения. В гостиной, еле видные из-за дыма, сидели за картами игроки. Он двинулся дальше. Мужчины проходили к навесу на задах здания, и какая-то женщина собирала у них пропуска. Она воззрилась на него. Пропуска у него не было. Она отослала его к столу, где другая женщина продавала пропуска и куском дранки запихивала деньги через узкую щёлку в железный сейф. Он заплатил доллар, взял штампованный медный жетон, отдал его у двери и вошёл.
Он оказался в большом зале со сценой для музыкантов с одной стороны и большой самодельной печкой из листового железа с другой. На этой танцплощадке трудились целые эскадроны шлюх. В замызганных пеньюарах, зелёных чулках и панталонах цвета дыни они разгуливали в дымном свете ламп, строя из себя распутниц по-детски и в то же время непристойно. Его взяла за руку маленькая смуглянка.
Я тебя сразу заприметила, сказала она. Всегда выбираю то, что мне надо.
Она провела его через дверь, где старая мексиканка раздавала полотенца и свечи, и они, словно спасшиеся от страшной беды, поднялись по тёмной дощатой лестнице в комнаты наверху.
Он лежал в каморке со спущенными до колен штанами и смотрел на шлюху. Наблюдал, как она берёт одежду и одевается, как подносит к зеркалу свечу и разглядывает себя. Она обернулась и посмотрела на него.
Пойдём. Мне надо идти.
Валяй.
Тебе нельзя лежать здесь. Давай. Мне пора.
Он сел, свесив ноги с маленькой железной койки, встал, натянул брюки, застегнул их и затянул ремень. Шляпа лежала на полу, он поднял её, отряхнул о штанину и надел.
Тебе надо пойти вниз и выпить, сказала она. И всё будет в порядке.
Всё и так в порядке.
Он вышел. В конце коридора остановился и оглянулся, потом стал спускаться по лестнице. Шлюха уже подошла к двери каморки. Стоя в коридоре со свечой в одной руке и зачёсывая волосы назад другой, она смотрела, как он спускается во мрак лестничного пролёта, а потом зашла в комнатушку и закрыла за собой дверь.
Он стоял у края танцплощадки. Несколько человек, взявшись за руки, образовали круг и, ухмыляясь, что-то кричали друг другу. Посреди помоста на табуретке сидел скрипач, а какой-то человек расхаживал взад-вперёд, громко выкрикивал последовательность движений в танце и отчаянно жестикулировал, показывая, как всем следует двигаться. В полумраке двора в грязи кучками стояли угрюмые индейцы тонкава, и там, где из открытых окон на них падал свет, их лица смотрелись необычайными утраченными портретами. Скрипач встал и приставил скрипку к подбородку. Раздался крик, заиграла музыка, и стоявшие в кругу танцоры, громко шаркая, стали неуклюже поворачиваться. Он вышел во двор.
Дождь перестал, и воздух был холодный. Он постоял во дворе. В небе падали звёзды, бессчётные и случайные, рассекая небо по коротким векторам от своих начал в ночи к точкам своего назначения во прахе и небытии. В зале пиликала скрипка, шаркали ногами и топали танцоры. На улице звали маленькую девочку, ту, что баюкала мёртвого медведя: она куда-то потерялась. Люди ходили по тёмным закоулкам с фонарями и факелами и окликали её по имени.
Он зашагал по мосткам к уборным. Постоял рядом, прислушиваясь к затихавшим вдали голосам, снова посмотрел на молчаливые дорожки звёзд там, где они гасли над потемневшими холмами. Потом открыл дверь из неоструганных досок и шагнул внутрь.
В уборной восседал судья. Голый, тот с улыбкой поднялся, обхватил его ручищами, прижав к своей огромной и ужасной плоти, и закрыл за ним деревянную задвижку.
В салуне двое мужчин хотели купить шкуру медведя и искали его владельца. Медведь лежал на сцене в огромной луже крови. Свечи уже погасли, и лишь одна тревожно догорала в стёкшем жире, словно молельная лампада. В танцевальном зале молодой человек стоял рядом со скрипачом и отбивал ритм, стуча меж колен парой ложек. Вокруг разгуливали полуголые шлюхи, некоторые выкатили напоказ груди. В грязном дворе позади заведения двое мужчин шли по мосткам к уборным. Ещё один стоял рядом и мочился в грязь.
Там кто-то есть? поинтересовался первый.
Тот, что облегчался, даже головы не поднял.
На твоём месте я не стал бы туда заходить.
Там кто-то есть?
Я заходить не стал бы.
Он подтянул штаны, застегнулся, обошёл их и зашагал по мосткам к свету. Первый проводил его взглядом, потом открыл дверь в уборную.
Господи, сила твоя! ахнул он.
Что там такое?
Он не ответил и, шагнув мимо второго, затопал по мосткам назад. Второй смотрел ему вслед. Потом открыл дверь и заглянул.
В салуне мёртвого медведя завернули в брезент от фургона и обратились ко всем с просьбой помочь. В гостиной вокруг ламп зловещим туманом вился табачный дым, игроки негромко переговаривались, делали ставки и сдавали карты.
В танцах наступил перерыв, на сцене появился ещё один скрипач, музыканты вдвоём принялись дёргать струны и вертеть деревянные колки, пока не остались довольны. Многие танцоры, пьяно пошатываясь, бродили по залу, некоторые, скинув рубашки и жилеты, стояли с потными обнажёнными торсами, хотя в помещении было довольно прохладно, и изо ртов шёл пар. Одна здоровенная шлюха, стоя у сцены, хлопала по ней ладонями и пьяным голосом требовала музыки. На ней были лишь мужские подштанники. Похоже, это был её трофей. В такие же трофеи — шляпы, панталоны или кавалерийские куртки из синей диагонали — были наряжены и некоторые её товарки. Снова запиликала музыка, со всех сторон посыпались энергичные возгласы, вперёд вышел ведущий и выкрикнул название танца, танцоры затопали и заулюлюкали, валясь друг на друга.
И вот они уже танцуют, дощатый пол трясётся под сапогами, а над опущенными под углом инструментами, мерзко осклабясь, склонились скрипачи. Над всеми возвышается судья, он танцует голый, энергично и живо перебирая маленькими ножками всё быстрее и быстрее, он кланяется дамам, огромный, бледный и безволосый, как гигантский младенец. Он говорит, что никогда не спит. Он говорит, что никогда не умрёт. Он кланяется скрипачам, плавно отступает, откидывает назад голову и разражается глубоким горловым смехом, он всеобщий любимец, этот судья. Он машет шляпой, и луноподобный купол его черепа бледным пятном проплывает под лампами, он быстро поворачивается, и вот одна из скрипок уже у него в руках, он делает пируэт, он делает па, два па, он танцует и играет. Ноги его легки и проворны. Он никогда не спит. Он говорит, что никогда не умрёт. Он танцует и на свету, и в тени, и все его любят. Он никогда не спит, этот судья. Он танцует и танцует. И говорит, что никогда не умрёт.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
