считать. И то верно — скажем костюм для косплея заказать в школьный клуб — самое оно и для заказчика (чтобы в ателье не идти, где дорого) и для швейного клуба (какие-никакие а деньги и повышение квалификации).
— Пятьдесят процентов … — начинает было Хироши и я закашливаюсь, подавившись газированным «Бодрящим персиком» и его наглостью.
— Десять не больше! — выдавливаю я из себя, откашлявшись.
— Тридцать и я оказываю твоему клубу услугу!
— Еще и клуба никакого нет! — возражаю я: — какой смысл торговаться? Пусть пятнадцать будет!
— Если Наоми-сан пошла в учительскую за клуб хлопотать — значит будет. — нимало сумняшеся отвечает Хироши: — ты где такого специалиста по маркетингу найдешь? Я тебе такие заказы подвезу, что закачаешься… тридцать процентов с каждого заказа — это сущие гроши!
— Да уж, ты специалист встречи организовывать — киваю я, стараясь вместить в каждом слове столько сарказма, что и слов-то за сарказмом не слышно: — это уже моя задача выжить после твоих достижений по маркетингу. Ты не стесняйся, сразу Сатану приглашай, чего уж там.
— Чем больше достижения, тем больше испытания — так Далай-лама говорит — отвечает мне Хироши: — а темнее всего перед рассветом. И вообще, испытания даны нам для усмирения себя и укрощения своего дурного нрава. Все же хорошо получилось, ты жив, пациент тоже, чего тебе еще? Тридцать.
— Вот сейчас как дам по голове — перехожу я к более веским аргументам: — ты у меня еще за прошлый раз в косяках, а нрав у меня и вправду лучше не становится. Особенно в твоем присутствии. Пусть будет двадцать… хотя на мой взгляд мы тут рассчитываем на шкуру непойманного барсука.
— Как говорит Будда — терпение есть лучшее средство от гнева. — отвечает мне Хироши: — двадцать пять и по рукам. Я и так себя через колено поломал, но только потому, что ты мне нравишься, Кента.
— Надеюсь только в платоническим смысле — ворчу я: — сперва надо клуб открыть.
— Откроешь — пожимает плечами Хироши: — обязательно откроешь. У меня уже список клиентов есть. Деньги заработаешь. Ты же перчатки себе хотел купить, верно?
— Изыди, змей-искуситель — машу я рукой: — за булочку спасибо, но по процентам потом разговаривать будем. Как предмет разговора будет.
— Хм. Хитрый — жмурится Хироши: — ладно тогда. Подумай. У меня очередь к тебе уже есть… будет обидно, если ты деньги упустишь… и знакомства. Ты же как вампир — кого укусил, та в твою свиту сразу входит… думаешь я не заметил? Тебе же выгодно, если укушенных больше, так ты свою вампирскую власть раньше распространишь.
— Хм — в свою очередь хмыкаю я и смотрю на Хироши с уважением. Вот тут-то бы и пригодилась фраза «как и ожидалось от Хироши-сана!» Наблюдательный, умный — вот только трепло и покрасоваться своим интеллектом любит, а так — настоящий разведчик. Двойной агент.
— Если ты считаешь меня страшным вампиром, то сам-то не боишься под влияние попасть? — спрашиваю я наполовину шутливо.
— Не — машет он рукой: — во-первых, как говорил Сиддхартха Гаутама Будда — весь секрет существования заключается в избавлении от страхов.
— И откуда ты столько про Будду знаешь…
— У меня семья религиозная — пожимает плечами он: — а во-вторых ты ж только девушек кусаешь. У тебя в свите только девчонки. Это вообще-то называется сексизм. Вампиризм-сексизм. То есть вот ты, например вампир и ты кусаешь только красивых молодых девушек. А как же некрасивые? Или немолодые? Толстые там? Мужчины? Старики? Дети? Что за избирательность по половому признаку? Думаю, что современных вампиров за это бы осуждали.
— Кента-кун. Хироши-кун — возле моей парты с надкусанной якисобой и открытой банкой газировки — появляется Натсуми. Она аккуратно кладет на мою парту лакированное черное бэнто. Вообще-то бэнто — это даже не коробочка, это скорее упакованная еда, такие вот коробочки продаются тут везде, есть из пластика, есть из бамбука или дерева, но есть и такие вот — настоящие произведения искусства, из дорогих пород дерева, лакированные, на некоторых — рисунки, животные, сценки из жизни, пейзажи. На коробочке Натсуми — нет ничего. Черная лакированная поверхность. Но эта кажущаяся простота кричит о вкусе и дороговизне. Как там говорила староста «ты знаешь, кто у нее родители?». Не знаю я. Что более удивительно — никто в классе не знает. Нет, кто мои родители тоже никто не знает, но это только потому, что я никому не интересен и родители мои тоже. А вот Натсуми…
— Мое почтение, Натсуми-сан — говорит Хироши и испаряется в воздухе, оставляя после себя отчетливый запах серы, словно только что мелкого беса прогнали.
— Я вижу, ты уже начал — говорит она, открывая свой бэнто: — мог бы и дождаться.
— Эээ… — я был бы меньше удивлен, если бы она на столе танцевать начала без бюстгальтера. Потому что это еще можно объяснить, а вот то, что альфа-прайм черно-белых хищниц на большой перемене подсела ко мне за парту бэнто покушать — это из разряда необъяснимого. Для всех остальных. Понятно, что, между нами, после вчерашнего осталось что-то недосказанное, понятно, что заинтересовалась наша Натсуми, что это такое — не проглатывается, еще и упирается. Но это для нас. Для широкой общественности — непонятно. А я привык, что тут на широкую общественность очень большое внимание обращают. Вон, мы с Томоко — на улице или дома у меня — близки, а в классе вид делаем что незнакомы вовсе. Шизука вовсе на меня глаз в классе не поднимает, Наоми наши разговоры под деловые маскирует… а эта…
С другой стороны, она-то может себе позволить, она — альфа-прайм и только что в своей стае порядок навела, у нее есть возможность вести себя как захочет, она наверняка даже легкий кайф испытывает от возможности утереть нос «широкой общественности».
— У нас осталось дело … неразрешенное — говорит Натсуми, доставая из коробочки длинные черные палочки: — и я собираюсь его разрешить. Сегодня вечером после школы?
— Извини — говорю я: — у меня сегодня тренировка. Нобу-сенпай просил помочь…
Глава 29
Каким образом мой «Клуб Психологический Помощи и Поддержки Учащихся» превратился в это? Я смотрю на бумажный лист заявления о основании клуба в рамках школьного устава. Нет, подписи на месте
