думаю о том, что хочу своей клуб создать. Будет Клуб Поддержки или Клуб Помощи. Вот.
— А… чем заниматься будет такой клуб? — перестает краснеть староста. Вот как только о деле начали разговаривать — так кровь от щек отлила и видимо куда-то в мозг направилась.
— Клуб Психологической Поддержки например — говорю я: — чтобы народ у нас с мостов не бросался и не вешался. Или в хикикомори не превращался. Так сказать, психолого-социальная поддержка друг друга.
— Ооо… — староста зависает на несколько секунд: — интересная идея.
— Думаю, три подписи я найду — задумываюсь я: — надо бы поговорить…
— Тебе нужна будет одна подпись — заверяет староста: — всего одна. Потому что одну ты поставишь, одну — я, вот уже две.
— Хм — я смотрю на старосту пристально, и она снова краснеет.
— И не потому, что… а потому что я староста! — выпаливает она: — вовсе мне неинтересно, что ты там делать будешь! Кроме того, без меня у тебя ничего не получится, надо еще в учительской обосновать необходимость такого клуба и помещение выбить!
— Одна подпись значит. Считай, что у меня такая подпись уже есть — говорю я, глядя на то, как за первую парту возвращается Томоко. Перемена короткая, а я так и не успел даже ноги размять.
После четвертого урока возле моей парты появляется Хироши. С преувеличенно корректным видом кладет на парту булочку с якисобой и баночку с газированным персиком. «О хой!» — гласят развеселые иероглифы на баночке «Бодрящий персик дома и на работе!». Еще на баночке нарисован толстый кот в белой полумаске и синем цилиндре. Выбор рисунка всегда вызывал у меня недоумение, но вкус мне нравится. И булочка еще теплая. Теперь про булочки с якисобой. У нас в школьном буфете продаются такие вот и они неимоверно вкусные — но только когда совсем свежие, с пылу, с жару. Делают их в ближайшей пекарне, делают немного и привозят только после четвертого урока и всегда в буфете за ними давка. Потому Кента эти булочки и не любил. Вернее, как — любил есть, но толкаться в очереди за ними — не любил. А тут ведь как — любишь кататься, люби и саночки возить. Очередь сама по себе занятие малоприятное, а для социально неловкого Кенты всегда существовал риск напороться на лишние неприятности прямо там, в очереди за булочками. Так что школьные булочки, свежайшие булочки с якисобой Кента практически и не пробовал. А тут — второй день подряд они на парте появляются и главное — как Хироши умудряется их заполучить еще до того, как все в буфет за ними побегут? Черт с ним, с газировкой — ее-то можно и в портфеле держать, но булочку… свежую, в запотевшей пластиковой упаковке, еще теплую…
— Хорошая идея — говорит Хироши, садясь за соседнюю парту, под возмущенный «Хэй!» моей соседки, которая едва успевает встать.
— Извините его — обращаюсь я к ней: — он третий день как с пальмы слез, еще не в курсе что у людей все по другому чем у макак.
— Хмпф! — фыркает соседка, топает ножкой, выражая негодование и убегает с подружкой. Им еще в очереди в буфет стоять, длинная перемена же.
— И чего ты перед ними расстилаешься — прищуривает глаз Хироши: — это ж никто и звать никак. Планктон.
— Уж такой Макиавелли как ты должен знать, что ничто не стоит так дешево и не ценится так дорого, как вежливость — отвечаю я: — ты же у нас мастер интриги и манипуляции.
— Я-то знаю — откидывается назад Хироши: — а вот ты когда это узнать успел? Раньше ты так себя не вел… тебя мастер пути дао покусал?
— Много вопросов задаете, господин Хироши — говорю я: — у меня подростковый кризис со всеми вытекающими. Плюс влюбился я в нашу Мидори-сан. Так что основания имеются. Ты лучше скажи, чего тебе надо, демон?
— Как чего — не смущается «демон»: — друга лучшего угостить булочкой. Побаловать тебя напитком газированным да беседой дружеской, Кента-кун. Кто как не я, твой лучший и давний друг, может заметить, что на душе у тебя и поддержать словом добрым да едой и питьем? Верно говорил поэт Басё, что тот, кто в морозный день нальет чашечку теплого сакэ — на момент ближе матери становится…
— Отравлено? — я разворачиваю булочку и нюхаю ее. Пахнет аппетитно, вкусно пахнет, прямо скажем. Запах свежей сдобы, приправы и едва уловимый аромат каменной печи… слюнки текут.
— Что ты сделал с булочкой, ирод? — спрашиваю я, подозрительно разглядывая ее со всех сторон: — иголок туда напихал? Мышьяк? Стрихнин? Кокаин?
— Все-таки подозрительный ты стал, Кента-кун — огорченно вздыхает Хироши: — тебе от чистого сердца дары приносят, а ты так реагируешь. Обидно и больно сердцу моему.
— Нет у тебя сердца — отвечаю я: — у тебя там центробежный насос стоит. Ржавый. Говори, чего надо, а то у меня сейчас артерия в голове лопнет от паранойи. Чтобы сам Хироши-кун, мастер интриги и заговора мне что-то да принес просто так… завтра снег выпадет.
— Раньше с тобой проще было — говорит Хироши: — проще, но скучнее. А теперь, зато с тобой не соскучишься. И… если бы тебе нужна была моя подпись — я бы поставил, имей в виду. Только… — он бросает взгляд на пустую первую парту, где сидела ушедшая обедать Томоко: — только я так понимаю, что проблем в том, чтобы найти себе участника в клуб у тебя нет.
— Что же… я это ценю — я осторожно кусаю булочку. Какая вкуснота. При всех своих недостатках Хироши знает, как найти ключ к человеку. Да, булочка после четвертого урока — это самый нечестный ход. Я и так на него сердится не могу, уж больно умело он умеет на тормозах все спускать… а уж после булочки. И газировки.
— Так что — хороший ход, Кента-кун — добавляет Хироши, пользуясь тем, что я пока занят — открываю баночку с газированным «Бодрящим персоком»: — очень хороший. Я тебе в клуб найду клиентов. Кстати, по Уставу школы, вы можете брать деньги за свои услуги — как, скажем швейный клуб. Только не с участников клуба.
— Вот как — удивляюсь я. Тут, оказывается, с младых ногтей учат денежку
