напряжения я слабел с каждой проведенной здесь секундой. Совсем близко было нечто пугающее. Такое же чувство посещало меня во дворце Каша-Данко. За каменной преградой, там, впереди спал Горын.
Сам великий ужас восточных земель.
− Ну, разумеется. Я никогда не вру. Моими устами говорят боги, − улыбнулся Нигол, и у него треснула губа. Темная кровь тонкой струйкой поползла по вялому подбородку к тугому вороту.
− Зато боги врут, − ненависть и потаенная надежда боролись на лице Радогоста, попеременно сменяя друг друга. Держался он лучше меня, хотя возможно это из-за чудесных сил меча.
− Не богохульствуй, твоя дочь уже рядом… Семя, лови!
По приказу Нигола красная тварь рванула вперед и выхватила меня из рук Радогоста, прижав к горячему мраморному полу. Пояс с оружием, включая такую ценную, нужную секиру, отлетел прочь.
Безумный пророк вздохнул и откинул ткань савана, обнажив желтоватые кости, торчащие из насыпанной земли.
− Осталось лишь собрать ее воедино. Живь для живи. Одну жизнь для возвращения другой.
− Да знаю я про твои условия! − заорал наставник, отчего меч мелко затрясся в его руках. − Хватит болтовни! Я подписал твой треклятый договор! Мальчишка здесь, так возвращай Рилу!
Нигол нехотя кивнул.
− Уже. Я забрал живь у той мерзкой плоти, − Он дрожащей рукой указал на труп огнедышащего змея. − Процесс займет немного времени. В ином случае это заняло бы дни, но ты заслужил поощрение. Предал свое Братство, чтобы привести сюда избранного, прятал доказательства, подчищал следы…
− Заткнись, − нервно приказал наставник, опускаясь на колени перед кучей костей под саваном.
− Вы, похоже, тут все безумцы.
Я корчился под мощными лапами зверя Тьмы, точно бессильный червяк, и тогда Нигол подошел ко мне.
− Нет ничего безумного в желании спасти свой дом. Грядет великое Ничто, а наши боги ослабли. Отара потеряла веру в них. Я возвращу ее!
− Как? Убивая и манипулируя всеми? Или искушая мерзкими сделками!
− Возвращая Эру Волка в Славию, − снисходительно, как ребенку, объявил он. − Только злой волк заставляет вас взывать к богам. И только он вернет на путь истинный. Но под новую тьму нужно освободить место. Изначальные дети Нави являли собой олицетворение божьего гнева: огонь, гниение, порок. Змей Востока, Северный Раб и Мать Запада. Но они слишком тесно слились с этим миром, понимаешь? Очеловечились и искусились его благами.
− Они стали сказками, − хотел бы я рассмеяться, но когти больно впивались в ребра, не давая сделать лишний вдох.
− Верно, перестали внушать страх. Ты должен убить Горына, чтобы новые ростки Тьмы обрели силу, сменив его.
Вот о чем говорила Наина. Страх приведет к концу мира. Страх старых богов исчезнуть под натиском новых. И люди, послушавшие их, сделают неверный выбор. Как Рад, выбравший воскрешение дочери вместо жизней тысяч и тысяч живых людей…
***
Я смотрел на Нигола, насколько позволял угол зрения. Палец с перстнем онемел от боли. Я цеплялся за него, как за свой последний «крючок», удерживающий сознание на плаву.
− П-прекрасная речь, просто прекрасная. Как лицедей и мошенник я способен оценить хорошее представление… Но с чего вы решили, что я стану помогать? Да я лучше женюсь на этом трехрогом уродце с кривыми ногами!
– Может, мне убить его? − прошипело немертвие.
Его морда стала плавиться, как восковая свеча, теряя прежние очертания. С ужасом я понял, во что он собирался превратиться. С жилистого, длиннолапого туловища на меня глядела Беляна. Ее губы кривились от сильной боли.
«Что же ты наделал, Ванечка? Я страдаю, мне так больно. Это все из-за тебя! Ты не справился. Ненавижу. НЕНАВИЖУ!!»
− Довольно, − вмешался в издевательства Нигол. − Глупое создание тьмы, ты пугаешь нашего Пастуха.
Я попытался приподняться. Руки не слушались.
− Никакой я не пастух, слышишь? Я не стану превращать Славию в пепелище, только чтобы ваши безумные боги вновь стали получать жертвы.
− Дитя, ты не слышишь. Тебе трудно понять, но ты рожден на свет с этой целью; ты сосал молоко матери, рос, набирался сил, чтобы каждое твое решение привело именно сюда. Исход был предопределен задолго до нашего рождения. Ты − пастух заблудших, Агниса. Светлый. Ты вернешься после смерти дракона, как герой, и люди поверят в тебя. С именами богов на устах ты поведешь их против ростков Тьмы, посеянных мной. Ваша битва останется в легендах. Зло будет отсеяно добра, и мы сможем противостоять…
Безумный пророк осекся на середине своей пламенной речи.
Затем резко склонился надо мной, лежавшим почти в беспамятстве, схватил ссохшейся рукой за волосы, прижав большой палец к коже между глаз. Зрачки его метались из стороны в сторону, как у человека, читающего книгу.
− Нет… не понимаю, − пробормотал он, и вид безумного пророка стал донельзя растерянный. − Ведь все же написано в твоей живи. Так почему… Нет. Глупости, откуда ей взяться? Энергия Нави? Прямо поверх ветвистой линий судьбы! Радогост!
Мой наставник, нежно баюкавший скелет собственной дочери, услышал его не с первого раза. Нехотя оторвался от савана и посмотрел на ненавистного Нигола.
− Кто вмешался в судьбу Агнисы? − трясясь, спросил тот. − Его живь опорочена, все потоки смещены. Он не подходит на роль Пастуха!
− Ты хотел избранного, ты его получил. Он тот самый, ошибки быть не может – даже Симеон подтвердил это.
− Но в нем есть тьма Нави! Спаситель не может быть порождением темных сил!
Я искренне наслаждался их замешательством. Какая разница, что пошло не так. Главное − еще чуть-чуть, и они начнут бегать туда-сюда, как тараканы на хозяйском столе.
− Время уходит, − взвыл Нигол. − Если не убить Горына сейчас, то семена не взойдут! Змеи закончат битву снаружи и вернутся! Они помешают нам!
− И чего ты от меня хочешь, пророк? − напряженно спросил Радогост, закрывая своим телом останки Рилы. Его вид красноречиво говорил, что он скорее убьет каждого в зале, чем позволит к ним прикоснуться.
− Нет выбора. Ты пойдешь туда вместо него.
Арка пыхнула невыносимым жаром. Внутри горы старый дракон ворочался в вековом сне.
Мой бывший друг и учитель окаменел.
− Обезумел? Я не могу, я… Это не моя судьба!
− Лучше так, чем этот полукровка. Иди, иначе дочь к тебе никогда не вернется – уж об этом я позабочусь!
Нигол потер перед его лицом большим и средним пальцами. Внутренний взор различил тонкую нить, связывавшую пророка и землю с костями. Видимо, Радогост тоже ее видел.
