который идёт на бойню и понимает это…
Болотистое русло реки пробило в этом месте несколько узких длинных зубцов, вгрызающихся в берег. Достать воду из них совершенно невозможно, дно здесь мелкое, илистое, взвесь крохотных частиц мутью как кисель заполнила весь объём, поверху которого плавают колючие растения со жгучим соком. Только сунься и будешь весь день чесаться на радость кровососущим… Однако этого не знает малыш, отошедший от матери… Не знает он и другого… Вода вовсе не безобидна и мне эта мысль приходит в голову немного запоздало, когда пацанёнок, подошедший к воде чересчур близко, вдруг взлетает в воздух, а под ним лязгают зубы маленького шустрого крокодильчика серо-голубоватого цвета и только через миг до ушей доходит звук плюхающегося в воду тела хищника и детский вскрик.
Дёргается на верёвке мать, дёрнулся и я, но тут же сел снова, понимая, что спасение уже состоялось без моего вмешательства. А ребёнок ангелом перелетает в любящие руки, у которых кроме него ничего не осталось в жизни. Рабам, насколько я знаю, не дают жить вместе, семьёй, это «портит» их. Видна возня в кругу опоясанном верёвкой, а потом слышен голос матери: «Да, мы ириты»… Это слово как будто что-то пробуждает в памяти сидящих и осыпью булыжников со склона шелестят слова «И я… И мы… Мы тоже»… Спасибо, пацанёнок!
Мудрый Мроган, если и не слышит слов, то по реакции моих ребят понимает, тут свои есть… Я знаю, сейчас он будет плести легенду о строительстве дороги, которое ведётся и на самом деле, и о том, что ему нужны рабы, именно свои, чтобы не обучать их языку, простые и бестолковые и он готов платить наличными, но, конечно, немного, например, три монеты за душу… Куриш прекрасно понимает, что честно и полностью сдав товар хозяину, он столько никогда не получит, но привычно начинает торговаться, он же сам — купец! Объясняет, что за три монеты даже дохлую крысу не достать, а уж таких замечательных работников — никогда! Мроган готов принести ему крыс хоть сотню, оба ржут, понимая, что это игра, поднимают цену на одну монету, торгаш нахваливает силу мужиков, получает за них ещё довесок по монете, Мроган в ответ отказывается платить за детей и, наконец, на круглой сумме в сто монет, торг прекращается… Почти три десятка иритов, которых для проверки заставляют произнести фразу «Северный склон заснежен», чего никогда не выговорит ни один правоверный, переходят в сторону… Верёвку перегонщик оставил себе, очень довольный сделкой. Мало того, ему выдан респект на доставку ещё рабов-иритов, желательно помоложе, на это же место, потому что на прокладке дороги «не все рабы выдерживают»… И обещана оплата простоя, полмонеты в день за каждого. Лучших условий найти просто невозможно…
Укороченный вдвое караван продолжает свой путь. «Друзья» машут вслед руками! А ведь так хочется догнать, свернуть негодяю шею, или голого оставить на жаре, распустить и хассанов по домам, но это не наша страна. Не наши законы… Не наша мораль…
Совершенно незаметно за несколько восьмериков Гнилой Тракт начал мною восприниматься как граница… Здесь — наша земля, а вдоль по тракту — вражеская. А что же мы тогда охраняем у Белого Города? Он уже глубоко в тылу, получается?! Так и есть, пока падишах этого не прочухал…
Переводить рабов через Дверь оказалось проще, чем обычных иритов, их механическое бездушное послушание сыграло нам на руку… Мне машут рукой, заканчиваю писать, бегу… Стоп… Не бегу. Ребята возвращаются с новым бурдюком и какой-то едой. Мроган снова ставит скамеечки и навес от лучей… Будем ждать ещё один караван…
— Ну, как пишется, Кайтар?
— Забавно! Я скоро потолстею и стрелять разучусь…
— Бери сюда луки, чего время терять?
— Чем-то ты недоволен, Мроган?… Вроде всё так удачно выходит?…
— Что удачно? Меня уже иногда бесит эта страна… Ты же помнишь, как было «там»? На Земле… Ларьки — как грибы! Драка за рынки, мафии, рэкет!.. А здесь — сонное царство какое-то… Я же этому придурку не грибы мочёные, я ему деньги предложил. За каждого раба — ирита… Что было бы у нас? Сейчас уже десяток лагерей стоял бы вот здесь, по холмам… Торговцы перекрашивали бы и переодевали хассанов в иритов, мёртвых бы оживляли, рекламы, скидки, враньё, всё было бы, но дело пошло бы в сто раз быстрей… А тут… Тягомотина!..
— Да нафиг тебе столько иритов? Не пойму! Это же дело политическое…
— Да я не об этом, Кайтар, я про их недоделанный капитализм! Мне казалось, объяви что-то выгодное и тут же народ повалит! А они как ходили пешком еле-еле, так и плетутся, корзины таскают, пращёй размахивают… Ну, скажи, неужели не найдётся хоть одного, кто догадается купить тележку и брать деньги за проезд?
— Мроган, раз ты такой ярый деляга, организуй контору «Мрог&Сын» и получай свою прибыль…
— Да я и так получаю, но для того, чтобы жизнь зашевелилась, надо, чтобы все пошли вперёд… Все вместе! Дружными рядами и колоннами… А тут! Ты посмотри, есть ведь беглые рабы, вон там, на горе… Целая «толпа»! Штук десять!.. Они сами выбрались! А тысячи других сидят и ждут, когда их вытащат… Или, ещё хуже, уже и не ждут ничего… Даже куриши эти мерзкие, воруют по мелочи, не расширяют своих набегов… И войско у короля ворует крохи, если разобраться… Но хассаны их не завоёвывают почему-то! Кто им мешает?! Видимо, с той стороны такой же бардак! Вот что бесит!.. Как вода в этих заливах или канавах, не знаю даже, как их назвать! Эту воду ни пить, ни варить, ни плыть по ней и, не дай бог, босой ногой макнуться…
— Мроган, мы в этом мире всего-то три года, а смотри, сколько всего изменилось!
— У кого изменилось? У них?!.. Да не смеши меня, Кайтар! Это у нас с тобой и у близких вслед за нами хоть что-то меняется… Отец вернулся из клана, я его таким растерянным ещё и не видел! Говорит: «Какая тоска! Они все как в камень вросли… Словно мох сухой». Представляешь, это мой-то отец, апологет…
— Кто?
— Ну, апологет… типа, как старовер, проповедник старого образа жизни, и тот видит, что в кланах — сонное царство! Фарис платья и костюмы за один день показала, приключения наши за второй день рассказала, а подруги молчат, им-то чем хвастать? Как аргак копытом ведро сбил, а милый засос поставил? На третий день ей сюда захотелось, в городе жизнь кипит, бурлит…
— Ну, ладно, тебе-то в
