Мадам Антуан попросили обсудить с директорами вопрос о новом дизайнере, но она даже думать об этом не могла. Разве кто-то мог заменить старушку Габриель? «Шанель и Ко» будто остался без души.
Женщина подняла глаза: в дверях стоял Кристофер. Парень наклонился и поцеловал ее в белую напудренную щеку. Дама улыбнулась. Она была одета в строгое черное шерстяное платье. На его фоне алые губы и безупречный красный маникюр мадам Антуан казались яркими пятнами в черно-белом кино. Глаза сияли сапфирами, словно скорбь добавила им цвета.
— Я рада, что ты зашел. Хочешь кофе?
Он покачал головой.
— Софи сегодня утром пошла в «Риц» и взяла с собой Габи, — выпалил он. — Я проследил за ними.
— Но зачем ей это? — нахмурилась женщина.
— Я тоже понятия не имел. Софи не знала о слежке. Я наблюдал, как она поднялась на лифте.
Мадам Антуан смотрела ему в глаза.
— На четвертый этаж? — слабым голосом спросила она.
— Да. Я ждал в холле, пока она не спустилась. Потом подошел. Она будто никак не могла проснуться, а когда очнулась, повела меня наверх. Мы прошли по коридору. Софи постучала. Нам открыли, и на мгновение мне почудилось, что это Шанель. Живая.
— И?
— Служанка, как оказалось.
— Мадемуазель не хотела, чтобы Жанна очутилась на улице. Только представь: она теперь живет в «Рице» на полном обеспечении. — Женщина весело хмыкнула. — Но зачем Софи навещать ее? Ты заходил в номер?
— Да. Там повсюду были коробки с письмами, бумагами, дневниками…
Мадам Антуан выпучила глаза.
— К ним нельзя прикасаться, — отчеканила она, — пока не решится вопрос с имуществом мадемуазель. Где сейчас моя дочь?
— Там.
— С Жанной?
Мадам Антуан схватилась за горло, ее взгляд заметался по комнате, а лицо, и так белое от пудры, казалось, стало еще бледнее.
— Я подумал: все это очень странно. И пришел за советом.
Она схватила телефон и быстро набрала номер.
— Это «Риц»? Соедините меня с комнатой четыреста четырнадцать, пожалуйста, это срочно! Жанна? Это мадам Антуан. Как поживаете?
Несколько секунд дама слушала, затем спросила:
— Софи с вами? Да? Когда она ушла? А сказала куда? Понятно. Спасибо, Жанна. Я скоро зайду к вам в гости.
Мадам Антуан положила трубку.
— Кристофер, ситуация очень серьезная. Немедленно иди домой. Софи могла узнать ужасные вещи. Это очень расстроит дочку. Я всегда старалась… — Она посмотрела на свои руки и сглотнула. — Скрыть это от нее.
— Что скрыть? — закричал юноша. — Правду о ее родителях?
Великолепные, искренние сапфировые глаза несколько долгих секунд смотрели на него. Женщина напряженно думала, и цвет ее глаз менял оттенки, как в калейдоскопе. Кристофер ждал. Казалось, мадам Антуан решалась открыть тайну, которую хранила долгие годы.
— Правду об ее отце, — наконец сказала она.
— Надеюсь, мне вы расскажете?
Женщина опять заколебалась, потом кивнула и вздохнула.
— Отец Софи был фашистским генералом. — Она снова тяжело вздохнула. — Ганс фон Динклаге, — тихо произнесла женщина. — Немного моложе мадемуазель Шанель. Он долгие годы был ее любовником.
— А мать?
— Убита фашистами. Она была наполовину еврейкой.
Минуту оба молчали. Кристофер пытался осознать услышанное.
— Понимаешь, почему мы держали это в тайне? Ее отцу пришлось выбирать между дочерью и женой. И он выбрал дочь… — Мадам Антуан ссутулилась и вцепилась в руку будущего зятя.
Кристофер поддерживал женщину. Она, не открывая глаз, сделала несколько глубоких вдохов. Парень налил стакан воды и протянул ей. Она немного отпила.
И наконец выпрямилась.
— Ему разрешили взять Софи с собой в Париж при условии, что он сдаст жену властям. Как мы могли рассказать ей? Девочка винила бы себя в смерти матери.
— Как умерла ее мать?
Глаза мадам Антуан засверкали.
— Мы не знаем. Надеюсь, быстро. Бедняжка… А не долго и мучительно…
Она запнулась.
— Когда Париж был освобожден… — Женщина выпрямила спину и возобновила рассказ: — Мадемуазель арестовали. Возможно, ты знаешь, что коллаборационистам брили головы и в таком виде водили по улицам? Шанель продержали лишь два часа. Ей помогли влиятельные знакомые. Коко бежала в Швейцарию. Фон Динклаге уже был там. Они прожили вместе одиннадцать лет. Потом Вертхеймеры реанимировали дом «Шанель» и попросили ее снова стать дизайнером.
— Он еще жив?
Женщина покачала головой.
— Живой, он был бы с мадемуазель.
Она отпила воды и подняла на Кристофера кристально-чистый взгляд.
— Динклаге просил нас позаботиться о малышке, и мы удочерили ее. Знаешь изречение Оскара Уайльда: «Ни один хороший поступок не проходит безнаказанно»?
Кристофер кивнул.
— Но это был не просто хороший поступок. — Мадам Антуан покачала головой. — Ребенок был очаровательный. Мы назвали ее Софи и действительно полюбили как дочь, но…
Она снова тряхнула головой.
— Тень отца, казалось, нависла над малышкой. Я никогда не хотела, чтобы она узнала правду. Ганс был очень интеллигентным, не пытал людей в концентрационных лагерях. Ему пришлось поддержать фашистов, чтобы спастись. Он выбрал жизнь. И привез Софи в Париж. — Мадам Антуан слегка подтолкнула юношу. — Иди к ним… быстрее! Если она узнала…
— Жанна все рассказала! — закричал он. — Уверен!
— Тогда торопись! Софи… может сотворить непоправимое!
Кристофер сбежал по ступенькам к парадному входу в «Шанель». Швейцар в форме открыл перед ним двери. Парень понесся по улице Камбон на Гран-бульвар, оглядываясь в поисках такси. Ни одного.
Стоял холодный солнечный день. Сердце Кристофера сжимали лапы ужаса. Яркие лучи отражались от окон такси, и парень яростно размахивал руками, пока не замечал в машинах пассажиров. Наконец нашелся свободный автомобиль. Водитель остановился и спросил, куда ехать. Юноша ответил и забрался внутрь.
На заднем сиденье Кристофер подался вперед, проклиная каждый горящий красным светофор до самой площади Звезды.
Слова мадам Антуан «Она способна на все!» как эхо звенели в его голове, пока машина стояла возле очередного светофора на Этуаль.
Кристофер кинул водителю деньги, выскочил из такси и побежал по Клебер-авеню. Перед домом консьержка протирала медную вывеску врача.
— Мадам Клод, Софи дома? — спросил юноша.
— Oui, monsieur…