с удовольствием произносил сложное мамино имя – «Арцвик» – с ударением на последнем слоге), всегда останавливался у родителей, в особняке, где находились сразу два корпункта.
На первом этаже располагалась газета «Правда», на втором – «Известия». На третьем были комнаты для гостей, по две на каждое печатное издание. Лев Николаевич с удовольствием селился в мансарде под крышей и только маме доверял возить себя в свободное от встреч и важных заседаний время… за подарками для своей семьи.
Мама справлялась с поставленной задачей виртуозно, у нее был замечательный вкус и великолепное чутье на «правильные покупки». Да и автомобиль водила лихо, особенно ее успокаивала езда по автобану на скорости, приближающейся к 160. Но главреда опасности не подвергала, ездила «без фанатизма», все-таки непосредственный начальник мужа…
Обычно, прежде чем решиться на очередную «правильную покупку», мама добросовестно приходила посоветоваться с папой. «Как ты думаешь, Сережа, этот ковер подойдет для нашей московской квартиры?», «А эта ваза тебе нравится?», «Сережа, я сегодня заприметила изумительный торшер…»
Сережа поднимал голову, смотрел на нее затуманенными от писания очередного текста глазами и… на смотрины вазы ехать решительно отказывался. Бросал очередное: «Тебе виднее», тут же забывая о сказанном… Мама пожимала плечами.
Толкунов с мамой спелись идеально, дружно делали покупки и дружно доставляли в корпункт на улицу Кифернвег в районе Венусберга. Затаскивали купленное на третий этаж и складировали: Толкунов свою добычу – в свою комнату, мама – во вторую, свободную от постояльцев.
Однажды, проводив главного редактора в аэропорт, отец решил подняться в мансарду и убедиться, что в предотъездной суете главред ничего не забыл. Отворил дверь комнаты, а там… «Вот так и знал, что оставил», – подумал наивный папа, задумчиво разглядывая тесные, но сплоченные ряды элегантных ламп, ковров, ваз… Некоторые из них украшают нынче мой дом в Сан-Франциско.
А наивный, просто потому что… двери перепутал.
Портрет актрисы
«Ты обязательно должна посмотреть в национальной галерее собрание картин Минаса (художник Минас Аветисян. – И.Т.), – сказала Жанна, моя родственница-искусствовед, когда я в 2018 году приехала в Армению. – Это нужно обязательно увидеть… там есть интересные работы, портреты». В моей голове, словно яркая лампочка включилась, всплыла давняя-предавняя и, казалось бы, канувшая в Лету история, которой я с Жанной тут же поделилась.
После окончания школы я приехала из Берлина в Ереван и «вся такая нездешняяя» поступила в университет на русское отделение филфака. Реалии местной жизни и местные знаменитости мне, самоуверенному неофиту и малознайке, в те годы еще мало что говорили.
Жили мы с братом Борей у бабушки, маминой мамы, и тети Аси, маминой сестры, которым наши родители доверили воспитание подросших отпрысков. Да другого выхода у них просто не было: редакция газеты «Известия» перевела нашего отца из социалистического Берлина собкором в капиталистическую ФРГ, где великовозрастным детям уже учиться не полагалось.
Ася была актрисой, интеллектуалкой и редкостной красавицей с тонкими чертами лица, изумительной фигурой и абсолютно неудавшейся личной жизнью. Ко времени описываемых событий из-за резких разногласий с главным режиссером они с Арменом Джигарханяном, словно сговорившись, ушли из Русского драматического театра одновременно: Ася перешла в недавно появившийся театр Капланяна и с большим напряжением стала переучивать роли с русского на армянский язык, а Джигарханян, прихватив с собой супругу главрежа, отправился покорять Москву…
Где и как она познакомилась с Минасом, не знаю. Я была в его мастерской лишь однажды. Тетя Ася почему-то взяла меня «на сеанс». Сказала, что художник уговорил ее позировать и мне, будущему филологу и театроведу (я тогда была театром больна, а Минас для театра работал), будет интересно посмотреть. Оказалось, Минас жил наискосок от нашего дома (если выйти с черного хода подъезда на улице Ханджяна и пройти через двор на Саят-Нова, то потратишь от силы несколько минут).
Торжественности события я тогда точно не запомнила и не оценила. Ну, познакомились, ну, несколько слов, ну, пара переглядов… Не оценила и работу: странный портрет маслом, еще не завершенный, и карандашный набросок. Даже удивилась про себя: зачем для этого позировать?.. И унеслась по своим, казавшимся более важными, девичьим делам.
Тетя Ася ходила в мастерскую еще не раз. После спектаклей, вечерами. А потом случилось несчастье: сгорела мастерская Минаса. Город гудел: поджог… дотла… ничего не спасли. Тетя Ася рассказывала об этом нам с Борей и едва владела своим прежде ясным, хорошо поставленным голосом. Она была так потрясена, так убивалась, что мы оба до сего дня помним те ее отчаяние и боль… «Все сгорело…»
А потом она умерла. Внезапно. Я проснулась среди ночи. Вызвала по телефону старшую сестру моей мамы и Аси и ее мужа – врачей, которые немедленно примчались. Приехала скорая. Потом – операция. Потом – перитонит. Не спасли… Ее хоронил весь театр: актеры шли перед гробом по улице и сыпали на землю пригоршни розовых лепестков…
Я забыла историю с картиной. Просто взяла и выкинула из памяти. Все сгорело!
На выставку Минаса, которую советовала посетить Жанна, я, конечно, пошла. На площади, где располагается художественная галерея, жизнь кипела: строили какие-то огромные платформы для предстоящих в Ереване торжеств Международного саммита франкофонии, кругом рычали и урчали работающие агрегаты, суетились и перекрикивались рабочие – настоящая какофония перед франкофонией… В музее было тихо и благолепно.
Выставка Минаса – на втором этаже. Первое, о чем подумала: откуда взялось такое количество работ, они же сгорели?
И, конечно же, глазам не поверила (аберрация зрения?), когда наткнулась на «ту картину». Из юности. Из небытия.
Подпись гласила: «Портрет актрисы. Из частной коллекции».
Наследник гениального художника и сталелитейного магната
Знакомьтесь: господин Тео Швиннер (Theodor Carl Hermann Schwinner) мой гость из Вены и друг моего отца. Ему 92 года. Он здоров, весел, любознателен и удивительно энергичен. До выхода на заслуженную и весьма нескудную пенсию преподавал основы информатики школьникам. За месяц, что он прожил у нас в Калифорнии, я ни разу не видела в его руках ни одной таблетки и не слышала ни единой жалобы на усталость или плохое самочувствие.
Мы много путешествовали – по окрестным городкам Силиконовой долины и по Сан-Франциско. Кто знает этот город, тот сможет оценить: с Тео мы играючи прошли пешком от Civic Center до Ferry Building Marketplace (The Embarcadero) с заходами в прилежащие парк и Museum of Modern Art. Пообедали на набережной и отправились любоваться видами Тихого океана и мостами Сан-Франциско, а затем побродили по выставкам De Young museum – «Monet: The Late
