Еленой, потому что мы, Кингстоны, не отказываемся от тех, кто нам дорог.
Моя грудь напряглась.
— Я люблю тебя, папа. Я уважаю тебя за все, что ты мне дал, включая помощь, когда я больше всего в ней нуждался.
— Но…
Я испустил покорный вздох.
— Но я не могу последовать твоему совету в этот раз.
Его вздох похож на мой.
— По крайней мере, подумай и обдумай то, что я сказал. И подумай о том, какой будет жизнь, если ты позволишь себе насладиться всеми хорошими моментами с Еленой, прежде чем жизнь станет тяжелой. Это много хороших воспоминаний в противовес тяжелым.
— Ради тебя я подумаю об этом.
Его глубокая усмешка эхом отозвалась в телефоне.
— Не лги мне. Сделай это на самом деле.
— Я только и делаю, что обдумываю свои решения.
— И все равно ты несчастен. По мне, так это плохое решение.
— Папа?
— Мм.
— Что ты чувствуешь, когда у мамы плохой день?
— Как будто я хочу разорвать мир на части и найти решение для нее. Я хочу кричать о том, что жизнь несправедлива, и какой смысл было зарабатывать столько денег, если я не могу купить единственную вещь, которую хочу.
— Это точно моя точка зрения.
— Возможно, это твоя точка зрения. Но моя точка зрения? Плохие дни никогда не перевесят хорошие. Ничто не может заменить все воспоминания, которые у меня есть, и все те, которые я буду продолжать делать с мамой. Так что, нет, сынок, твоя точка зрения недействительна. Я могу кричать, что жизнь несправедлива. Но жизнь дала мне ее, так что это жертва, на которую я готов пойти. Ты должен спросить себя, позволишь ли ты Елене сделать то же самое?
Глава 49
Елена
Я просыпаюсь и одеваюсь, чтобы навестить бабушку. Новое учреждение, в которое я поселила ее, когда начала работать с Джаксом, находится всего в нескольких минутах ходьбы. Все здесь удобно, и я буду скучать по этому месту, когда закончатся средства и мне придется ее перевезти. Последовательность очень важна для таких людей, как бабушка, и меня убивает необходимость снова нарушать ее жизнь.
Я вхожу в здание и здороваюсь с персоналом. Один из менеджеров называет мое имя и просит зайти к нему в кабинет.
В моей голове проносится куча сценариев того, что он от меня хочет. Год за годом я получал неутешительные новости о бабушке, и боюсь, что в этом случае все будет иначе. Он указывает мне на пустой стул, садясь напротив меня.
― Итак, мисс Гонсалес, мне жаль, что я вызвал вас до того, как вы смогли увидеть свою бабушку, но я не хотел опоздать.
― С ней все в порядке?
― О, да. Я не хотела вызвать у вас тревогу. У нее все хорошо, и она очень счастлива здесь. Именно об этом я и хотела с вами поговорить.
Я расслабляюсь в своем кресле, так как мое сердцебиение замедляется.
― О, хорошо. Я волновалась, что что-то случилось.
― Если бы что-то случилось, мы бы позвонили вам и попросили приехать сюда прямо сейчас.
Точно. Поспешные выводы. Я киваю.
― Я знаю, что мы обсуждали распределение гонораров перед вашей поездкой. Я хотел сообщить вам, что оставшаяся часть пребывания вашей бабушки уже оплачена.
У меня отвисла челюсть.
― Оставшаяся часть? Но я не знаю, на какой срок.
Я подсчитываю в голове, гадая, кто мог бы пожертвовать столько денег. Единственный человек, которого я считаю достаточно хитрым, чтобы осуществить этот план, ― один из самых богатых некоролевских граждан Лондона.
Тот самый, который разбил мне сердце всего несколько недель назад.
Я провожу трясущейся рукой по рту, обрабатывая разбивку гонораров, которую показывает мне менеджер. Когда я спрашиваю, кто пожертвовал средства, он отвечает, что не может сказать.
Зачем Джакс это сделал? Зачем ему помогать мне после того, как он сказал, что не хочет иметь со мной ничего общего? Такой вид пожертвований ― это не то, что делают люди, которые не хотят больше никого видеть.
Единственный вопрос, который постоянно всплывает в моей голове, ― почему?
Почему?
Почему ему все еще не все равно?
Почему он отпустил меня?
Почему он не любил меня настолько, чтобы разделить со мной свою ношу?
Я прощаюсь с менеджером и поднимаюсь по ступенькам, чтобы навестить бабушку. Ее хрупкое тело опускается на кровать. Мне больно видеть ее впалые щеки и запавшие глаза, когда она смотрит на меня блестящими зрачками.
Я занимаю свое обычное место рядом с ней и беру ее руку в свою.
― Hola. (прим. пер. Привет.)
―Марисоль, мне не нравится последняя медсестра. Она уколола меня иглой. Я хочу домой.
Я качаю головой и вздыхаю, желая, чтобы бабушка вспомнила меня хоть раз. Слезы наполняют мои глаза, когда я беру на себя роль матери. Каждая мучительная минута отнимает у меня силы, но я выполняю свое обещание навестить ее.
Даже когда она не помнит меня.
Даже когда она злится из-за своего положения и кричит, что я оставляю ее гнить в каком-нибудь доме престарелых.
Даже когда мое сердце разрывается день за днем, когда я навещаю ее, надеясь, что она вспомнит меня хоть на секунду.
Я выполняю свой семейный долг, неся это бремя. Мои родители сделали бы то же самое, причем в десятикратном размере. Отбросив грусть, я наслаждаюсь временем, проведенным с бабушкой, пока медсестры не сообщают мне, что часы посещения закончились.
Я поднимаюсь со стула и разминаю больные ноги.
― Марисоль, ты придешь завтра?
― Si (прим. пе. Да), дорогая. ― Я наклоняюсь и целую ее в макушку, прежде чем выйти из ее палаты.
Мое сердце останавливается. Мои ноги останавливаются. Все вокруг меня останавливается.
Вера прислонилась к стене, постукивая тростью в такт ударам часов над ней. Она улыбается мне.
― Елена. ― Кожа вокруг ее глаз морщится, отражая печаль, вытравленную в ее взгляде.
― Вера?
― Ты выглядишь так, будто увидела привидение.
Я оглядываю ее блестящие светлые волосы и фарфоровую кожу.
― Вы бледная и все такое, но нет. Я в шоке, что вы здесь. Как вы вообще узнали, что я здесь?
― Давай на «ты». И у меня есть свои источники.
― Это ты заплатила за то, чтобы моя бабушка осталась здесь на неопределенный срок?
Вера улыбается.
― Я предпочитаю, чтобы мои пожертвования оставались анонимными. Выпендриваться ― так модно.
―
