Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
Черт, даже за городом нет покоя, думает он, прибавляя громкость телевизора. Паршиво уже то, что сидишь в субботний вечер один, как последний неудачник. А тут еще местная шпана на нервы действует, делать им больше нечего, кроме как мотаться по округе на своих треклятых мопедах и дорогущих квадроциклах!
Зря он вообще-то включил телевизор, лучше бы перечитал все материалы к предвыборным осенним боям. И вторую порцию виски зря пил. Или это уже третья? Один черт. Он вправе расслабиться после всего случившегося.
Разговор с Ингве Крооном был непростым, ему понадобилось больше часа, чтобы убедить партийного секретаря, что все это недоразумение, что он по-прежнему хочет и может выдвигаться на выборы. Целый час сидел как школьник на допросе. Отвечал покорно и как надо. Да, некоторое время Эйлин действительно плохо себя чувствовала, но сейчас ей значительно лучше. Просто переутомилась, много возни с детьми, и мать у нее хворала, рак, что тут поделаешь, да, ужасно, но она наверняка справится. Сейчас Эйлин уехала с матерью отдохнуть, обеим это необходимо. Да, дети с ними, конечно.
Да, конечно, у них были проблемы, в особенности последние полгода, когда Эйлин плохо себя чувствовала. Верно, она заявила в полицию, что он прибег к насилию. Понятно же, была в расстроенных чувствах. А потом очень жалела. И ведь забрала заявление, прямо на следующий день, не так ли?
Фактически это как раз может оказаться на руку партии. Если б ты только знал, сколько мужей ежедневно попадают в подобные ситуации, не говоря уже о том, сколько их сидят в тюрьме безвинно осужденные. Есть, конечно, мерзавцы, которые бьют своих жен и подруг, но далеко не все осужденные таковы. Да, он по-прежнему считает, что необходимо устрожить минимальные основания для лишения свободы. Да, конечно, в целом, но прежде всего когда дело касается действительно тяжких преступлений вроде убийств и торговли наркотиками. Да, разумеется, также и в случаях домашнего насилия, которое фактически имеет место в этой стране. Но речь идет и о том, чтобы умерить количество ложных заявлений в полицию.
Да, они с Эйлин останутся вместе. Разумеется. Просто сейчас ей нужно немного времени, чтобы отдохнуть. Безусловно, она поддержит его и дома, и в СМИ, если понадобится. Дети и дом всегда были для нее главным приоритетом, она никогда не поставит себя выше детей или мужа. И благо партии для нее тоже, конечно, превыше всего.
Самый что ни на есть паршивый допрос, вот что это было.
* * *
— Чертова кукла, — бормочет Бу Рамнес и идет на кухню.
На сей раз она продержалась больше шести недель. Уперлась и продолжила свой маленький спектакль. Даже когда он раз-другой сумел отыскать ее и пытался урезонить, она стояла на своем, хотя, увидев его, едва не писалась от страха. Ни объяснения не помогли, ни извинения, ни затрещины, ни угрозы. Она молча слушала. А потом пряталась в другом месте. На этот раз в маленькой двушке в Санде. Слава богу, верные друзья держат его в курсе.
А вот друзья Эйлин так и не уразумели, что́ для нее лучше, думает Бу Рамнес, наливая себе виски. Они не знают ее, не знают, что ей на самом деле нужно. И все же ловко манипулируют ею уже больше месяца, эта полицейская шлюха, датчанка и геи. Черт побери, напрочь ей голову задурили. Хорошо хоть она не подает новых заявлений в полицию, на это ей духу не хватает. Понимает, наверно, что у нее нет ни малейших шансов.
Или, может, дело в том, что́ он сказал последний раз, когда отыскал Эйлин, и что заставило ее лицо оцепенеть от страха. Может, и не следовало этого говорить, но он действительно так думал:
“Мертвая жена лучше, чем никакой, Эйлин. Подумай об этом, немножко времени у тебя есть”.
* * *
За окном раздается рев моторов. Настолько громкий, что он вздрагивает и роняет стакан с виски.
— Вот ведь сволочи, — говорит он и выходит в переднюю.
И едва отворив дверь, видит, что это вовсе не местная шпана, не мопеды и не дорогущие квадроциклы. Понимание приходит слишком поздно.
Бу Рамнес даже запротестовать не успевает — стена мышц и черной кожи вталкивает его в дом.
* * *
Четверть часа спустя, когда слышит рев стартующих байков, он не шевелится. Лежит на кухонном полу в позе эмбриона, чувствует запах собственной блевотины. Только когда рев двигателей давно умолк, он открывает глаза и медленно садится. Он не пострадал, его ударили всего раз-другой, они явились не затем. На сей раз не затем. Предупредили, и вполне однозначно.
Бу Рамнес сидит на полу и впервые за всю свою взрослую жизнь чувствует, как страх ползет по спине, цепенит руки и ноги. Жуткий, беспощадный, животный страх. Его опять тошнит, на этот раз без последствий. Голова кружится, рукой он попадает во что-то мокрое. Лужа, еще теплая. Можно не смотреть на светло-серые брюки, и без того понятно: они потемнели от мочи.
Эпилог
За окнами опускаются февральские сумерки, тусклые, серые. Ложатся на море, скалы и островки, на голые ветки рябины и хрусткий тонкий покров снега. Стирают очертания, зовут призадуматься. Время пока не пришло. Пожалуй, уже угадывается разница в освещении, тени уже не такие длинные, как всего несколько недель назад. Пожалуй, уже вернулся домой первый чибис, но в песне правильно говорится: “еще далёко до ягнят и игр веселых”.
Шипящий звук из кухни нарушает тишину, но никто не шевелится. Лео сидит в кресле с гитарой на коленях и блокнотом на столике рядом. На голове у него большие черные наушники, губы беззвучно двигаются, когда он записывает аккорды. Сигрид лежит на диване, на спине, кажется, и она тоже далеко-далеко, но в другом краю; закинув одну ногу на спинку дивана, она изучает свой мобильник и все время тычет пальцами в дисплей.
— Черт побери! — Карен опускает книгу. — Вы что, не слышите, там выкипает?
Чья сегодня очередь готовить, она не помнит. Главное, что не ее. Снова доносится шипение. Со вздохом она встает, идет на кухню. Нарочно громко шлепает шерстяными носками по деревянному полу.
Кроме запаха подгоревшего на конфорке рисового крахмала, пахнет чесноком, тимьяном и бараниной. Она быстро сдвигает кипящую ключом кастрюлю, убавляет нагрев. Снимает крышку с соседней кастрюли, помешивает содержимое и с облегчением отмечает, что там ничего не подгорело. Оборачивается, смотрит на кухонный стол, снова со вздохом. Тот, кто начал было накрывать, почему-то вдруг передумал. На столе стоит стопка тарелок, увенчанная кучкой приборов, но крошки после завтрака так никто и не смахнул.
Сигрид, думает она, открывая кухонный шкафчик. Тянется за будничными стаканами, медлит, смотрит на верхнюю полку. Красное вино, думает она. Нельзя есть баранину с рисом без красного вина.
— Прости, эсэсмэска пришла от Ханне из клуба, а потом я забыла…
Сигрид явно вышла из мобильной комы и явилась на кухню. Не договорив, она, как слышит Карен, принимается расставлять тарелки, раскладывать ножи и вилки.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 91
