Между прочим, Нострадамус, тоже не чуждый нумерологии дружбан Скалигера-старшего, оставил шесть различных вариантов библейской хронологии — тогда все только сочинялось…
ДРУГАЯ ИСТОРИЯ ЕВРОПЫ
Тогда все только сочинялось. Лишь в первой половине восемнадцатого столетия хронология Скалигера-Петавиуса получила общее признание и стала считаться единственно верной. Все, что ей противоречило, либо плесневело в дальних уголках библиотек и архивов, либо беззастенчиво уничтожалось — как были уничтожены иные библейские книги и труды историков, знакомые нам сегодня только по названиям. Однако ни у кого не хватило силенок, возможностей и желания, чтобы устроить всеобщую, в масштабах всей Европы акцию уничтожения «неправильных» текстов. Слишком многое этому мешало: национальные и религиозные трения, политические соображения, наконец, дела текущие, житейские. Были более насущные заботы. И уцелело достаточно много «еретических» писаний…
При внимательном изучении иных источников приходишь к твердому убеждению: примерно с восемнадцатого столетия радикальным образом поменялась система исторических взглядов, раньше она была одна, а потом стала другая. И следы старой, прежней, ошельмованной и вычеркнутой из «научного оборота» системы сохранились повсюду. Нужно только поискать. Наши «фундаменталисты» уныло талдычат о любви историков позднего Средневековья к анахронизмам, о непонимании ими сути исторического процесса, о совершеннейшей дебильности, наконец, иных книжников. Но в совокупности преданные анафеме работы убедительно показывают былое существование иной системы исторических взглядов. Прежней. Почти забытой. Старательно изничтожаемой…
Вот, скажем, Киев. Пресловутая «мать городов русских» — что, с точки зрения современных историков, подразумевает исключительно то, что Киев старше Новгорода по возрасту. Однако…
В то время как Киев во многих летописях именуется не иначе как «градек», что означает не город, а некое укрепленьице, форт, острог на холме, Новгород… платит киевлянам огромную дань в виде серебра. Речь идет о весьма приличной сумме, исчисленной в гривнах, т. е. слитках серебра определенного веса. Есть как минимум три версии того, сколько же весила тогдашняя гривна — но даже если брать самую маленькую цифру, сумма все равно получается приличной. Такие деньги, да еще в серебре, попросту не смогло бы выплачивать крохотное поселение, чьи жители пробавляются натуральным хозяйством — подобные, как нам твердят те же историки, дань платили мехами, белками, скажем. Если уж налоги «стольному граду» какой — то населенный пункт выплачивает в серебре, значит он, по тогдашним меркам, довольно велик, в нем уже развиты ремесла и торговля — какие еще занятия способны обеспечить регулярный приток серебра?
Существует и примечательная запись в Новгородской летописи, вызывающая у иных правоверных историков приступы неконтролируемой ярости, сам убедился: «В лето 6525. Заложи Ярослав град великий Киев, и златыя врата постави, и церковь святые София заложи». 6525 год от сотворения мира — это 1017! Получается, что в этом году Ярослав лишь «заложил» город, которого ранее, вероятней всего, не было — одна крепостишка на холме! А между тем та же летопись применительно к 989 г. от рождества Христова сообщает, что в Новгороде уже стояла тринадцатиглавая церковь святой Софии, и возведенная «владыкой Иакимом»…
Так какой же город старше? Если в 1017 году Киев понадобилось «закладывать»? Быть может, «мать городов русских» означает попросту не старшинство по возрасту, а политическое старшинство? Столицу? Роль которой, в принципе, может выполнять и крепостишка на холме…
Другой пример. Жил когда — то французский поэт Гугон Орлеанский (ок. 1093 — ок. 1160). И написал он «Стих о татарском нашествии», где есть примечательные строки:
Царства опрокинуты, вытоптаны грады,
под кривыми саблями падают отряды,
старому и малому не найти пощады,
в божьих обителях гибнут божьи чада.
Через Русию, Венгрию, Паннонию,
сквозь Туркию, Аварию, Полонию,
сквозь Грузию, сквозь Мидию, Перейду
легла дорога горя и обиды…
Здесь начинаются странности. Во-первых, Венгрия и Паннония, строго говоря, одна и та же страна. Паннония — западная часть Венгрии. Совершенно непонятно, почему одну и ту же державу Гугон поминает дважды, под разными именами.
Во-вторых, что гораздо интереснее, в стихотворении присутствует… Мидия! Согласно «традиционным» версиям мировой истории, еще за полтысячи лет до рождества Христова Мидия как государство перестала существовать, завоеванная персами. И тем не менее поэт, живший в двенадцатом веке по Р. X., числит ее среди реально опустошенных татарами стран…
Открытия делаются внезапно! Я уже собирался убрать книгу, из которой взяты строки Гугона, но в подсознании сидела какая — то заноза. Я не сразу сообразил, в чем тут дело… Даты!
В самом деле, родился Гугон «ок.1093», умер «ок. 1160»- а татары, согласно «фундаменталистам», впервые вторглись в Европу, когда их конница появилась в Польше. Через восемьдесят лет после смерти Гугона… но как же он тогда ухитрился написать «Стих о татарском нашествии»?!
Есть золотое правило спецслужб: один-единственный факт может оказаться ошибкой, случайностью. Два и более — это уже серия.
Так вот, стихи Гугона удивительным образом перекликаются с другим источником.
Семнадцать лет назад на русском языке была впервые издана одна из крупнейших польских средневековых хроник. Как пишется в аннотации — «ценный источник по истории Польши и Древней Руси XI–XIII ее., уникальный памятник борьбы прусского, литовского, польского и русского народов за независимост против крестоносцев и монголо-татарских полчищ, содержит также важные сведения о событиях политической жизни Европы той эпохи». Именуется она «Великая хроника польская». Рецензентами издания выступали сразу два члена-корреспондента Академии наук, а главным редактором был зубр исторической науки В. Л. Янин, известный как патологический противник «новой хронологии» и печально знаменитый требованиями ввести цензуру, дабы «незрелые лженаучные писания» не увидели белого света…
Так вот, случилась в старые времена одна прелюбопытная история.
Жил тогда польский король Болеслав, гнуснопро-славленный своим беспутством — и настолько он преуспел в пороках, что даже собственная мать Болеслава не выдержала: взяла своего младшего сына, Болеславова брата Казимира, и бежала к себе на родину, в Саксонию, где постриглась в монастырь, а Казимира отдала в науку…
Болеслав умер, как гласит хроника, «вследствие своей свирепости и множества преступных деяний». Наследников не было, в королевстве возникла смута, напали внешние враги. Тут — то знатные люди королевства и вспомнили о законном наследнике Казимира — и поехали за ним в Саксонию…
Казимира там уже не оказалось — он давным-давно отправился в Париж «для изучения свободных наук». Делать было нечего, и польские магнаты потащились в Париж, где их ждало ошеломляющее известие, перечеркивающее все планы: оказалось, Казимир постригся в монахи знаменитого Клюнийского монастыря и даже рукоположен в сан диакона. Монахам, как известно, чуждо все мирское — от самых пустяковых светских дел до опустевшего трона…
