Тем самым Платон отказывается от сократовского учения о незнании и требования интеллектуальной скромности. Это очевидно, если сравнить сократовское и платоновское учения о правителе. Как Сократ, так и Платон выдвигают требование мудрости правителя. Однако оно трактуется ими совершенно по-разному. У Сократа это требование мудрости правителя означает, что правитель должен полностью осознать свое очевидное незнание. Следовательно, Сократ за интеллектуальную скромность. «Познай самого себя» означает для него: «Знай, как мало ты знаешь!»
В отличие от него Платон трактует требование мудрости правителя как требование обладать мудростью, софократии. Лишь осведомленный диалектик, ученый-философ способен управлять. В этом, видимо, смысл известного платоновского требования, что философы должны стать правителями, а правители — образованными философами.
Это различие в интерпретации известного требования есть, по сути, различие между интеллектуальной скромностью и интеллектуальной надменностью. Это есть также различие между фаллибилизмом — признани-ч ем ошибочности всего человеческого знания — и сциентизмом, согласно которому авторитет должен приписываться знанию и знающему, науке и ученым, мудрости и мудрецам.
В целом сократовский тезис о человеческом незнании оказался крайне важным для последующего развития европейской культуры: он, по сути, произвел своеобразный переворот в эпистемолоп л, в результате которого со временем обнаружилась полная несостоятельность классического понятии знания как истины и достоверности. Знание отныне есть, прежде всего, предположительное знание (предположение).
Мысль Ксенофана и Сократа продолжили и философы эллинистической культуры, в частности, киники[30] [31] и киренаики, а скептиками она была доведена до абсурда. Вспомним хотя бы ответ Пиррона из Элиды на провоцирующий вопрос: «А не умер ли ты, Пиррон?» он твердо отвечал: «Не знаю»[32].
Через Античность идея открытости и погрешимости человеческого знания проникла в европейскую классическую философию. Уже Фр. Бэкон своим учением об идолах и элиминативной индукций закладывает основы фаллибилистской методологии, а критическая философия И. Канта и Я. Фриза, методологический плюрализм Б. Паскаля, фаллибилизм
Ч. Пирса и антифундаментализм Фр. Ницше[33] проложили путь к современному фаллибилизму, наиболее последовательно отстаиваемому Карлом Поппером — основателем философии критического рационализма. Он фактически «пробудил» в нашей интеллектуальной среде существовавшую издавна в европейской философии идею о погрешимости человеческого разума.
В русской философской традиции идею открытости и критичности знания проводил Вл. Соловьев, именно на ней базируется его философия всеединства[34]. О философии, избирающей «в удел себе переменную точку зрения»[35] писал П. А. Флоренский, но наиболее глубоко дух критицизма проник в философию «сциентистского анархизма» П. А. Кропоткина[36] и П. Н. Ткачёва[37].
В отличие от классической фундаменталистской традиции картезианского толка, антифундаментализм (критицизм) не допускает никаких догм, более того, он включает в себя с необходимостью фаллибилизм (погреши- мость) в отношении любой возможной инстанции. В то время как фундаментализм возводит определенные инстанции — Разум или Опыт — в эпистемологические авторитеты и пытается выработать у них «иммунитет от критики», антифундаментализм (критицизм) не признаёт никаких авторитетов и инстанций непогрешимости, «архимедовых опорных точек» и не допускает догматизации в решении проблем. А это значит, что не существует никаких решений проблем, ни надлежащих инстанций для такого рода решений, которые должны уклоняться от критики. Сами эти решения, по-видимому, должны пониматься как конструкции гипотетического характера, которые могут быть подвергнуты критике и ревизии. Беспрерывный поиск и смена одних решений другими — таков путь движения к Истине и Прогрессу, таков лейтмотив антифундаментализма (критицизма).
Рассмотренные выше два стиля философствования могут служить основополагающим критерием для типологизации всего историко-философского процесса как противостояния догматизма и критицизма, противостояния, с одной стороны, последователей платоновского типа мудреца, точнее софократа (Декарт, Гегель и др.), с другой — приверженцев сократовского типа мудреца, воплощающего образ истинного философа (Кант, Ницше, Поппер и др.). В соответствии с этими двумя стилями философствования сложились и два типа языка: язык догматизма, характеризующийся своей закрытостью, абсолютной достоверностью, верой в обладании одной единственной истиной, не допускающей никаких иных мнений, «иммунитетом от критики». К сожалению, на этом языке преимущественно говорила не только философия, но и вся наука в целом, особенно классическая наука. Вспомним хотя бы Ньютона, с абсолютной уверенностью утверждавшего в свое время, что его законы механики и есть как раз тот фундамент, на котором будет стоять здание будущей физики. И какие бы открытия в будущем не последуют, они никак не пошатнут это здание. Но насколько заблуждался в этом великий физик, свидетельствует дальнейшее (после Ньютона) развитие физической науки. На рубеже XIX-XX вв. в ходе очередной революции в физике здание ньютоновской механики было разрушено вместе с его фундаментом. Отныне классическая физика стала рассматриваться лишь как предельный случай неклассической (эйнштейновской) физики.
