Такт в дерзости – это умение почувствовать, до какого предела можно заходить слишком далеко.
Жан КоктоЕдинственным человеком, который относился снисходительно к молодым радикалам, работавшим у Пату, была Анна Павловски. Анджело Тарлацци выделял среди всех эту славянскую красавицу с небрежными жестами, темными короткими волосами, мальчишеской фигурой, полную противоположность всем принятым канонам. Оба бунтари по своей натуре, которым нравится нарушать установленный порядок, где бы они ни появлялись, Жан-Поль и Анна сразу подружились. Пятидесятилетняя Анна и по сей день работает бок о бок с модельером. Стоячий воротничок «мао», ясные голубые глаза, стрижка под мальчика с тонкой косичкой сбоку, она похожа на юного талмудиста с картины Модильяни.
Анна вспоминает: «У Жан-Поля был переливчатый, похожий на звон хрустальных колокольчиков смех, очень заразительный, будто бы слышишь роллингов. Как песня “Стоунз”! Сложно объяснить, как возникает дружба, подобная любви с первого взгляда. Это можно только пережить самому, мы почувствовали симпатию друг к другу в первую же минуту, когда встретились в чопорном салоне у Пату. Я отличалась от других манекенщиц. Я не была холеной и гламурной, как того требовалось, с моими монгольскими чертами, с моими польско-русскими корнями. У меня вызывало отвращение высокомерное поведение, когда с человеком обращаются как с вещью. Нас с ним объединяло общее неприятие царившего там стиля. Диктат моды от-кутюр, сложные ритуалы, люди, которые так живут, – все это казалось нам нелепым. К тому же все это продлилось недолго, нам обоим очень скоро дали от ворот поворот!» Тем лучше. У Пату Жан-Поль задыхался. Он стал работать свободным художником у Ива Делорма и Филиппа Лелонга и разрабатывал эскизы меховой коллекции Поля Ротенберга.
Но Карден не забыл Жан-Поля. Пьеру требовался обладающий деловой хваткой стилист, который мог бы возглавить проект на Филиппинах. Верный своему кредо, Готье согласился. «Я бык, – часто говорит он, – я чувствую, куда надо идти, бросаюсь вперед и прорываюсь к цели». Это оказалось первое далекое путешествие в его жизни. Много блестящих находок, которые потом легли в основу его коллекций, он сделал именно во время этой поездки. Индия, Непал, Манила. Никогда еще наш единственный в семье ребенок не оказывался так далеко от дома. Во время путешествия он стремительно освободился от родительской опеки, собственными глазами увидел, что такое нужда, познакомился с жизнью в Азии представителей европейского высшего общества, предпочитающих жить вдали от родины, осознал всю глубину социального неравенства. Но его одолевала ностальгия. Тем временем Анна устроилась к Сен-Лорану. Она участвовала в показах его кумира, а Жан-Поль тосковал на Филиппинах. Ощущая подавленность, беспокойство и неудовлетворенность, он всем сердцем стремился вернуться в Париж. В итоге он попросту сбежал из компании «Майагор» под предлогом, что умерла его бабушка и что ему надо срочно вернуться во Францию, чтобы присутствовать на похоронах. Конечно, это была ложь. «Мой контракт еще не закончился, – признается Жан-Поль. – Я все объяснил матери, и два дня спустя я вдруг вижу, как она возвращается домой вся в черном, весьма артистично задрапированная. Выглядело это очень театрально. Она напоминала Марию Паком в фильме “Черное вам так к лицу!” На голове у нее красовалась шляпка с вуалью. Эдакая полная достоинства вдова. Это она пришла из офиса “Майагора”, где получила чек для своего дорогого сыночка! В тот день она, конечно, мастерски мне подыграла!» Странник наконец вернулся в столицу Франции, и он был полон решимости действовать. Пятилетний опыт работы у Кардена, Эстреля и Пату, путешествие на Филиппины стали для него послужным резюме и нитью Ариадны в лабиринте мира моды. Тогда он еще не знал, каким образом создать собственную марку, но уже пришел к убеждению, что час его пришел. Это был его момент истины, его кайрос[35], его время заявить подобно бальзаковскому Растиньяку, что он готов начать завоевывать Париж.
Его память цепко удерживает все перипетии сюжета. Ничего не придумывает ex nihilo[36]. Перед нами разворачивается искусный узор, сплетенный из догадок, откровений и воспоминаний. Его прославленные предшественники, духовные наставники, учителя – все, с кем он встречался… Он впитывал их опыт и анализировал то, чего они достигли. В своей собственной внутренней лаборатории Готье проводил эксперименты и ставил опыты. И теперь ему требовался помощник. Настоящий, живой, конкретный человек, способный на глубокие чувства. И таким человеком стал старый школьный друг. Жан-Поль Потар, товарищ по младшим классам, с которым они чудачили и фантазировали на последней парте, снова вернулся в его жизнь. Два Жан-Поля – это было, пожалуй, слишком. В домах моды существует традиция: тот, кто приходит позже, должен придумать для себя псевдоним, если в коллективе уже есть человек с таким же именем, как у новичка. Жан-Поль Потар, у которого еще в Аркёй появилось прозвище, сохранил его на всю жизнь и остался Дональдом до конца.
В один из сентябрьских дней 1975 года на бульваре Сен-Мишель Жан-Поль встретился с приятелем Дональда, Франсисом Менужем, студентом юридического факультета с улицы Жюсье. Он тоже был родом из Аркёй. «Это была мгновенно возникшая симпатия. Он был невероятно милым, забавным, поражал умом и буквально светился. Но, пообщавшись с ним, я почему-то решил, что ему больше нравятся женщины. В тот же вечер во время телефонного разговора с Дональдом я выяснил, что сильно ошибся. Оказывается, я ему тоже понравился, и он попросил мой телефон. А потом началась история любви, которая длилась пятнадцать лет…» Наконец, эта троица из Аркёй решила выпустить своего художника в мир. Они познакомились с энергичной уроженкой Антильских островов, высокой, ростом метр восемьдесят, забавной, эмоциональной девушкой, лакомкой и болтушкой. Куколка Айтиз стала любимой манекенщицей Жан-Поля. Он начал с того, что сшил для нее синее платье и купальный костюм из черного шелка с такими сложными складками, что при каждой примерке приходилось что-то подправлять.
«Я тут же потеряла голову от них обоих: лукавое обаяние делало неотразимым Жан-Поля, а Франсис отличался невероятным остроумием, – рассказывает похожая на Грейс Джонс[37] красавица, которая сейчас работает у Готье заместителем по продажам. – Мы были неразлучны. Шопинг, ночные клубы, работа, примерки и общая квартира на улице Франциска Первого. Часто мы втроем спали в одной кровати, правда, все было целомудренно. Я была очень, очень наивна, потому что поняла все только тогда, когда Соланж, мать Жан-Поля, сказала мне напрямик: “Я смотрю, Айтиз, тебе очень нравится мой сын, но, знаешь, его сердце уже занято”».