– Третий год. Потом расскажу, забери сейчас, ага? Только не попадайся ему, а то знаешь какой говорун! Где он только не был: в Китае, на Северном полюсе…
В другой раз я бы охотно послушал бывалого человека, но, понятное дело, не теперь. Расстёгиваю клапан, беру полотенце и босиком выскальзываю наружу. Для начала надо заглянуть в лес, спрятаться за сосну потолще… Хе, трудно что-то из себя выдавить после пяти дней непрестанной ходьбы. Возвращаюсь к костровищу. Забрать куртку с бревна – секундное дело, но затем я сбегаю по крутому откосу к Ладоге, присаживаюсь на камне у воды и умываю лицо. Может быть, успокоюсь. Пройдёт желание вскочить и крикнуть так, чтобы волной окатило рыбачий посёлок, чьи огни горят на дальнем мысе.
Что-то ведь со мной произошло в последний год-полтора, я не замечаю этого в зеркале, когда бреюсь, но часто так думаю. Произошло. Знакомлюсь с девушкой – и первое время всё хорошо, то есть первые минуты, максимум полчаса, но вот они проходят, и я вижу перед собой очередную честную, добрую, порой даже весёлую и всё равно наводящую уныние дружбу до горизонта или, может быть, дальше. Сколько их уже набралось! Не меньше десятка. По этой причине и к Женьке не подкатывал, любовался со стороны, чтобы потом не расстраиваться. Но всё вышло как-то случайно. Или это судьба?
Поднимаюсь. Ладога качается перед глазами и вдруг кажется воронкой, из которой вот-вот уйдёт вода. Мигом скидываю одежду, забегаю в озеро по грудь, окунаюсь, затем на берегу бешено растираю себя полотенцем, одеваюсь в том же темпе и мчусь наверх. Гриша, наверное, вылез из брезентовой берлоги. На всякий случай облетаю стоянку по широкой дуге и захожу к палатке с тыла. Тоже мне партизан.
Жени внутри нет. Провожу рукой по коврику – точно нет, одна камуфляжная бандана лежит на спальном мешке. Нарочно отправила меня за курткой, чтобы улизнуть… Но через минуту снаружи раздаются мягкие шаги, кто-то приспускает молнию на входе, и я слышу знакомый шёпот:
– Сань… Это ты здесь?
– Конечно, а кто же ещё?.. Забирайся.
Женя полностью раскрывает клапан, садится ко мне спиной и, оставив ноги в тамбуре, разувается. Провожу рукой по её боку. Ещё мгновение – и она рядом, я касаюсь губами прохладного лица.
– Так, для верности спросила. Я, конечно, умею ориентироваться, но лучше подстраховаться. И палатки почти все одинаковые. Хороша бы я была, вломившись в чужой дом!
Женя без звука хохочет, я тоже; мы легко попадаем в резонанс, и на мгновение кажется, что весь наш дом потихоньку едет к озеру.
– Ой, не могу!.. – Женя поднимает голову и глубоко вздыхает. – Только я утром перебегу к себе, ладно? Пока все не проснулись.
– Попробуй. Если сама проснёшься.
– Тоже верно. – Она несколько секунд молчит и добавляет: – Слушай, я всё-таки не могу поверить, что в городе будет продолжение. Слишком ты скрытный, сколько там ещё разных одёжек…
– Будет, конечно, – отвечаю. И несколько минут молчим.
– О чём задумался, – спрашивает, наконец, Женя. – Чувствую, не спишь.
– И даже не хочу. – Отбрасываю спальник, сажусь по-турецки. – Женька, ты добрая волшебница. Лечишь нас, согреваешь в жару, мажешь зелёнкой…
– Короче, – шепчет она, хмурясь.
– А кто подумает о тебе? Ноги устали, наверное?
– Спасибо, – говорит она с тихим вздохом. – Знаешь, третий год хожу в леса… ты первый догадался.
– Да и то не сразу.
– Когда человеку хорошо, он думает, что и всем хорошо. Когда трудно – уверен, что ему одному… Молодец, как нашёл место. Нажми сильнее, не сломаешь. Вчера ночью что-то болело, а сейчас хорошо. Теперь до обеда точно не проснусь…
– Да, Женя, – говорю, не выпуская её щиколотку, – я сказал, что Насте пять лет. Пять с половиной на самом деле, так быстро растёт. Родилась пятнадцатого декабря.
– Почти как я. Я семнадцатого. Часто её видишь?
– Каждую неделю обязательно, по нескольку раз. Накануне похода видел, просила привезти из леса живую лягушку.
– Как будешь выкручиваться?
– Найду – сфотографирую. И скажу: прийти не смогла, потому что у неё маленькие лягушата, но передаёт привет.
– И поверит? – смеётся Женя.
– Нет, конечно, но за выдумку простит. А может, и задумается, и поймёт, что лягушка не домашний зверь.
– Вы с ней оба фантазёры. Тебе это, наверное, полезно в работе. А кстати, как ты работаешь?
– Получаю по почте файл с текстом, читаю. Если это перевод, сверяю с оригиналом. Исправляю ошибки, стилистические, всякие разные. Самые трудные места распечатываю, на бумаге всё виднее. Последний роман был ужасный, одна сплошная ошибка. Переписал целиком за полтора месяца. За это больше платят.
– А потом что делаешь?
– Если перевод, от меня идёт к ответственному редактору, от него – к корректорам. Затем в печать. Если русская книга, все правки смотрит автор, утверждает или нет. Я сам перевёл два рассказа для антологии. Намучился, но вроде удалось.
– Ты этому учился?
– Давно, а потом занимался другими делами. Перевозка мебели, стройматериалов. Надо было зарабатывать. Посмотрю, как будет по деньгам. Если мало, вернусь к прежней работе. Но и эту не брошу, буду потихоньку что-то писать.
– А какие ещё языки знаешь?
– Немного итальянский, сербский.
– Скажи что-нибудь?
– Волим те, – запросто произношу и целую её в затылок.
– А ты там был? – спрашивает Женя.
– Давно и мимоходом. Когда в следующий раз поеду – первым делом на Средиземное море. Непременно поездом или автобусом. Вместе сгоняем?
– Хотела бы, и в Крым тоже. А книги у тебя в каких жанрах?
– Фантастика в основном. Увлекаешься?
– Я не очень, а вот Саня любит.
– Так, наверное, и должно быть.
– Да, пожалуй… Всё, Сашка, спасибо тебе огромное. Иди сюда, ложись. Ой, горячий какой, прямо живая печка…
7 Ночью и правда сеет мелкий, сам себе что-то тихо шепчущий дождь. Я просыпаюсь едва ли не каждый час и поправляю затёкшую руку, удобнее поворачиваюсь. Женя во сне норовит лечь по диагонали, забросить на меня ногу или две. Это я виноват. Если моё умение выбирать место для палатки ещё не вошло в легенду, то лишь потому, что мало кто со мной эти палатки делит. Может быть, теперь войдёт: угол в яме, весь бок на горе, хорошо хоть не вниз головами. Один раз мы вместе открываем глаза и долго разговариваем, – утром я припоминаю: кажется, вновь о Крыме, военном флоте, античных и средневековых следах.
Вылезаем раньше остальных, купаемся и вместе с Игорем готовим завтрак. В лесу сильнее прежнего пахнет можжевельником и земляникой. Пока без грибной ноты: маслятам и волнушкам будет срок через месяц-полтора. Ветра нет, над озером лёгкий туман, клубы отрываются и тают, не долетая до берега. Дым поднимается к вершинам сосен и тоже тает. Женя, что-то напевая, чистит картошку, бросает тонкие ленты кожуры в огонь. Босс поглядывает на неё, на меня: видно, что всё понимает и всё это ему до лампочки.
