— Мортибус! — воскликнул он, представляя Дэниелу оружие. — Прямо с наковальни ада.
— Приветствую вас, как поживаете? — сказал Дэниел Мортибусу.
— Мортибус поживает превосходно! — ответил сэр Берсилак в восторге. Он придвинул ужасную сталь к лицу мальчика. — Когда-то, Дэниел, это была наковальня. Никто не мог ее поднять, только я. Топорищем я вонзил в ее сердце молодой дуб, и кузнец-великан утончил ее край и выковал этот устрашающий полумесяц. «Отточенный для сечи, словно бритва!» — Теперь этот Фленнис. Учитель физкультуры, говоришь? — Зеленый Рыцарь задумался, затем улыбка приподняла уголки его рта до самых ямочек на щеках. — Отлично! Значит, вперед!
Дэниел с благоговением взирал, как Зеленый Рыцарь схватил появившегося откуда ни возьмись гимнастического коня и оттащил его футов на пятьдесят. Он вогнал Мортибус в землю до половины рукояти, так что тот стоял прямо, на высоту стола, убийственным острием к коню, но позади него. Зеленый Рыцарь вернулся к Дэниелу с выражением упоенного восторга.
— Смотри, Дэниел! — прошипел он, а затем испустил великолепный клич. — Соперник номер один! Отец Фрэнсис Фленнис!
В тот же миг появился презренный попик. Заприметив гимнастический снаряд, он побежал к нему с каждым шагом быстрее, затем с демоническим проворством перепрыгнул через коня и, одурев от ужаса, строго вертикально опустился на боевой топор. Расслоившись точно надвое от промежности до тонзуры, он рухнул на землю двумя идентичными половинками, которые, исполнив свое смертельное па-де-де, скончались, в одно и то же время.
Воскресенье все еще штормило, и Могучий Мотор гнал дальше. Гленда была так изведена Дэниеловым невниманием, что укусила его, чтобы вывести из мечтательности, за шею. Гленда хотела ехать быстрее, Дэниел дал полный газ, и Могучий Мотор, мгновенно подчинившись, рванулся в дождь и ветер под симфонию возгораний, вихрем поднимающихся из космоса колес, гаек, шариков и валиков, нанизанных на совершенные оси и стержни, на втулки и подшипники и прикрепленных винтами к вдохновенному центру всей его вселенной — к поршню, мятущемуся в огненном цилиндре, неразделенно линейному в этом вращающемся мире: взвинченному до божественной скорости, несущей Зеленого Рыцаря и леди Гленду сквозь бурю.
Несмотря на изрядный поток машин, направляющихся домой после Дня открытых дверей в «Золотом Западе», у полицейских Морана и Бессанта выдался бесплодный вечер с радаром, и, чтобы чем-то занять себя, они останавливали машины наугад и штрафовали изумленных владельцев за превышение скорости. Вдруг оба навострили уши и вгляделись в дождевую пелену — вдали послышался звук, звук, приближающийся к ним с бешеной скоростью.
— Нарушитель! — прокричал Бессант новичку Морану.
— Это мой, Бессо. Позволь мне, — Моран улыбнулся жестокой молодой улыбкой и направил радар туда, где шоссе покидало западные пригороды, но не успел он зафиксировать скорость, как на шоссе сквозь дождь и ветер вынесло старый «Триумф» с обхватившим бензобак щенком голубого хилера.[11] У скорчившегося в седле создания голова была похожа на перевернутый десерт, ибо под шлемом — чашкой пудинга, по всему лицу струились потеки грима, как на свежевыложенном брусничном мороженом. Дальнейшее продолжалось распахнутой грязной кожаной курткой, потоком сиреневых лент и завершалось росчерком тонких, ярких пестрых голеней, проглоченных меховыми голенищами сапог. Человек и собака были защищены от бушующей стихии целлулоидными очками, и не случайно — когда Моран и Бессант пришли в себя от метеоритного вторжения Могучего Мотора, радар показывал 136 км/час. Но к тому моменту Дэниел, Гленда и «Триумф» прогремели мимо и уже кренились вдоль длинного поворота, уносящего их из виду.
— Проклятье! — закричал амбициозный Моран, которого подобные происшествия выводили из себя.
Бессант, старший и более прагматичный, находчиво просигналил машине, набитой престарелыми крикетистами. Те были потрясены, узнав о своей скорости.
Дождь прекратился так же внезапно, как и начался, превратив город в капающие вечерние джунгли. Тучи простерлись арочным сводом над западными небесами, и когда Могучий Мотор прибыл в город, солнце в закатном салюте высветило мокрые улицы апокалипсическим светом. Зеленый Рыцарь, вдохновившись, возрадовался вслух в промытый дождем воздух, и леди Гленда в свою очередь экстатически залаяла.
Когда они проезжали мимо Зала Славы и Победы, Дэниелу вспомнилось вторжение пятидесятников, и он несколько раз щелкнул зажиганием «Триумфа», чтобы взрыв отдачи, реверберирующей в обезвреженном воздухе пустого зала, потряс трупики паразитов, шелухой валяющихся на полу. Гленда проаккомпанировала несколькими аккордами восторженного лая.
Самое большое счастье, однако, нередко окаймляют наимрачнейшие мысли, и Дэниел принялся размышлять над своей специфической неспособностью привлечь к средневековой литературе хоть кого-то из студентов. Сколько лет прошло уже с тех пор, как блестящие выпускники школы выказывали интерес к старо-английскому языку? Дэниел старался, как мог (фиглярский костюм, мандолина, изящная табличка, песня и танец), но каждый семестр одно и то же: горький урожай подростков, собранный и брошенный непросеянным к воротам университета «Золотой Запад», его игнорировал. Увядшая продукция отчаявшихся школьных учителей, когда-то преподававших Шекспира, Китса и Диккенса и попавших в капкан минимальных лексиконов, лишенных воображения рассудков и полной умственной пассивности современного дитяти. Старшие классы прорабатывали «Тридцать девять ступеней»[12] и «Уотершипские холмы»[13] дольше, чем авторам потребовалось, чтобы написать их. Откуда было взяться надежде на то, что дети телевидения заинтересуются происхождением и развитием литературы, которую они считают для себя слишком сложной?
Неприятность заключалась в том, что если Дэниел не обеспечит достаточного количества студентов, темные силы зашумят об отмене курса староанглийской литературы и заставят его преподавать предметы, некогда считавшиеся зоной исправительных дисциплин, а ныне, подвергшиеся скоропалительной пластической операции и представленные как современное образование. «Межличностное общение» производило выпускников, способных быстро опознать других членов человечества и деликатно убедить их купить совершенно ненужные им вещи. «Мастерство карьерного роста» демонстрировало, как следует писать резюме на объявленную вакансию и как поддерживать во время собеседования связную речь.
Средневековая литература ничего подобного не обещала. И вообще ничего коммерчески выгодного, так что количество народа, находившего эту особенность облагораживающей или хотя бы оправданной, с каждым годом уменьшалось. Нынче эпоха современного образования, чьи несведущие верховные служители способны претворить свои облаточные мысли в кровь и плоть новорожденных подданных. «Золотой Запад» был в фарватере этого процесса, неустанно изобретал новые предметы из все более сомнительного материала, хрупкого и ломкого, выбранного за объем, а не за вес, за случайности, а не за сущность, и горделиво представлял себе, что находится там, где происходит «информационный взрыв» и — еще одно клише — «количественный рост знаний», где бессмысленным употреблением прилагательного пытаются замаскировать возникновение мира, в котором все больше и больше людей со все лучшими способами общения обнаруживают, что им совершенно нечего сказать друг другу.
