— Нет. Я уверен, что она права. Она целиком полагается на тебя. «И, пожалуй, даже слишком», — подумал я про себя.
— Ее по-прежнему держат на наркотиках?
— На успокоительных! — голос Сары был полон укоризны.
— Ну, на успокоительных.
— Да, конечно.
— А как насчет завтрашнего суда?
— Транквилизаторы, — решительно сказала Сара. — А потом дам ей снотворного. Ладно, — сказала Сара.
Она почти бросила трубку, оставив меня с ощущением, что я избавился от неприятной обязанности. Когда-то мы объединились бы, чтобы вместе помогать Донне. Поначалу мы вели себя искреннее, проще, не мучая друг друга застарелыми обидами. Я оплакивал ушедшие дни и все же был искренне рад, что мне не придется проводить эти выходные с женой.
В пятницу, когда я пришел в школу, кассеты все еще были при мне, в кармане пиджака, и, чувствуя, что я обязан Питеру хотя бы тем, чтобы их посмотреть, поймал в учительской одного из наших математиков, Теда Питтса, близорукого, с ясной головой, для которого алгебра была вторым родным языком.
— Тот компьютер, который вы держите у себя в кабинете, — сказал я, — я так понимаю, это ваше любимое детище?
— Да нет, мы все им пользуемся. Мы учим детей.
— Но ведь, насколько я понимаю, для всех прочих это темный лес, а вы своего рода виртуоз?
Тед тихо, как ему было свойственно, порадовался комплименту.
— Быть может, — сказал он.
— А не могли бы вы сказать, какой он фирмы? — спросил я.
— Конечно. Гаррисовский.
— Значит, использовать на нем программу, написанную для «Грэнтли», нельзя? — безнадежно спросил я.
— Ну, как сказать, — возразил Тед. Это был серьезный, задумчивый человек двадцати шести лет от роду. Ему недоставало чувства юмора, но он был безукоризненно честен и полон благих намерений. Он жестоко страдал под началом зануды Дженкинса, заставлявшего своих подчиненных относиться к нему с почтением, которого он никак не мог добиться от меня.
— Понимаете, у «Гарриса» нет встроенного языка, — объяснил Тед. В него можно загрузить любой язык: Фортран, Кобол, Алгол, Z-80, «Бейсик» «Гаррис» может работать с любым из них. И тогда можно гонять программы, написанные на этих языках. А «Грэнтли» — небольшая фирма, и она выпускает компьютеры уже со своим, встроенным вариантом «Бейсика». Если у вас есть запись «Бейсика», который используется в компьютерах «Грэнтли», его можно загрузить в память «Гарриса» и гонять программы, написанные для «Грэнтли»... — Он остановился. — Это понятно?
— В общем, да. — Я поразмыслил. — А трудно достать запись «Бейсика» для «Грэнтли»?
— Не знаю. Проще всего написать прямо в фирму. Может быть, они вам его пришлют. А может быть, и нет.
— А почему?
Он пожал плечами.
— Могут предложить вам сперва купить у них компьютер.
— О господи! — сказал я.
— Ну да. Видите ли, эти компьютерные фирмы, у них все это ужасно неудобно устроено. Все небольшие персоналки работают с «Бейсиком», потому что он самый простой и при этом один из лучших. Но все фирмы создают свои собственные версии языка, так что, если вы сделаете программу для одной машины, на другой вы ее прогнать уже не сможете. Таким образом, они заставляют своих клиентов сохранять верность фирме, потому что, если вы купите компьютер другой фирмы, все ваши программы окажутся бесполезными.
— С ума сойти! — сказал я.
Он кивнул.
— Выгода превыше здравого смысла...
— Прямо как все эти видеомагнитофоны, которые друг с другом не состыкуются.
— Вот именно. Хотя компьютерным фирмам стоило бы быть разумнее. Можно удерживать силой прежних покупателей, но новых этим не привлечешь.
— Ладно, все равно спасибо, — сказал я.
— Пожалуйста, — ответил Тед. Он поколебался. — А у вас что, действительно есть программа, которую вы хотите прогнать?
— Да. — Я порылся в кармане и выудил «Оклахому». — Вот эта кассета, и еще две другие. Не обращайте внимания на вкладыши — там один компьютерный вой.
— А записывал их специалист или любитель?
— Специалист. А это важно?
— Иногда да.
Я рассказал о том, как Питер составлял эти программы для клиента, у которого был «Грэнтли», и добавил, что заказчик не позволил Питеру испытать программы на машине, для которой они были предназначены.
— В самом деле? — обрадовался Тед Питтс. — О, ну тогда, если он действительно человек опытный и добросовестный, он мог записать на первую кассету сам язык. Апэпэшка — зверь капризный. Он мог решить, что так будет надежнее.
— Не понял, — сказал я. — Что такое «апэпэшка»?
— Компьютер, — усмехнулся Питтс. — АПП — «абсолютно послушный придурок».
— Вы шутите? — изумился я.
— Шутка, увы, не моя.
— А почему так надежнее?
Тед взглянул на меня с укоризной.
— А я-то было подумал, что вы лучше разбираетесь в компьютерах, чем мне казалось!
— Последний раз я сидел за компьютером десять лет назад. С тех пор я многое забыл, а они переменились.
— Так будет надежнее, — терпеливо принялся объяснять Тед, — потому что, если клиент позвонит и пожалуется, что программы не идут, ваш друг сможет объяснить ему, как загрузить в компьютер свеженькую версию языка, и тогда программы вашего друга будут нормально крутиться. Правда, — рассудительно добавил он, — этот язык займет уйму памяти, и для самих программ может уже не хватить места.
Он посмотрел на мое лицо и вздохнул.
— Ну ладно. Предположим, у «Грэнтли» память 32 килобайта. Это нормальный, средний объем памяти. Это означает, что у него имеется около сорока девяти тысяч ячеек памяти, из которых примерно семнадцать тысяч заняты языком «Бейсик». Таким образом, на программы остается около тридцати двух ячеек памяти. Верно?
Я кивнул.
— Поверю на слово.
— Но если вам придется загрузить язык еще раз, он займет еще семнадцать тысяч ячеек, и у вас для работы останется менее пятнадцати тысяч ячеек памяти. А поскольку вам для каждой буквы, которую вы вводите для каждой цифры, для каждого пробела, каждой скобки, каждой запятой требуется отдельная ячейка памяти, не успеете вы сделать ничего существенного, как все ячейки памяти окажутся заняты, и компьютер за виснет. — Тед улыбнулся. Многим кажется, что компьютер — это бездонная бочка. А он больше похож на мешок. Когда мешок наполнен, его приходится опорожнять, иначе туда больше ничего не положишь.
— Это вы детям так объясняете?
Тед слегка смутился:
— М-м... да. Всегда одними и теми же словами. Знаете, катишься, как по наезженной колее...
