Вместо обязательных казенных реверансов с упоминанием высочайших и чиновных особ морского ведомства приводились только три фамилии: министра Бирилева и присутствовавших при церемонии двух наблюдающих: “Капитана 1 ранга Залевского и корабельного инженера Константинова”. По каталогу ЦВММ (Л., 1974, с. 133), хранящаяся в его коллекции доска была получена в Морском министерстве еще будто бы в 1905 г. Из донесения наблюдавшего капитана 1 ранга Залевского № 204 от 24 марта 1906 г… адресованного начальнику отдела снабжения ГУКиС, следовало, что в действительности доска на крейсере была установлена 14 марта 1906 г. Присутствовали, как говорилось в записке, “помощник директора инженер Le Go, инженер De Deffye” и наблюдающие Залевский и Константинов. Вместе с донесением высылались четыре сувенирных доски: государю императору, морскому министру, начальнику ГМШ (за него тогда был А.А. Вирениус) и начальнику отдела сооружений.
Завод со своей стороны, как следует из документов, еще один экземпляр доски посылал Главному инженеру кораблестроения С.К. Ратнику. На его деликатный запрос — кому эта доска предназначена: ему лично или для морского музея (как это, напоминал он, предписывалось покойным управляющим П.П. Тыртовым) — фирма 27 марта 1906 г. отвечала: присланный экземпляр предназначался С.К. Ратнику, а для музея экземпляр будет прислан.
На крейсере же доска была установлена на обшивку внутреннего дна в кормовом котельном отделении на шпангоуте № 11 в диаметральной плоскости. Способ гарантированного сохранения этой доски с приведением хотя бы элементарного эскиза (как было сделано при закладке в Германии 18/31 июля 1905 г. заводом “Германия” минных крейсеров “Всадник” и “Гайдамак”) наблюдающий не указывал.
В безвестности, как это почему-то происходило и с досками всех других, доживавших до разборки кораблей, теряется и судьба доски “Адмирала Макарова”. Трудно представить, чтобы при сдаче корабля на слом кто-то мог проявить озабоченность извлечением из корпуса неизвестно где находившейся закладной доски. Приходится думать, что она досталась немцам при разборке корабля в 1922 г., а может быть, была расплавлена вместе с листами второго дна. Нигде в литературе сведений о судьбе хотя бы одной доски этого корабля не встречается. Нет сведений и о судьбе доски “Адмирала Макарова”, которую от морского министра А.А. Бирилева милостиво принял (РГА ВМФ, ф. 427, on. 1, д. 1575, л. 209) государь император.
Может когда-нибудь, при разборе доселе остающихся непреодолимыми завалов истории, следы закладных досок еще и обнаружатся.
Броненосный крейсер “Адмирал Макаров” во время спуска на воду. 25апреля/8 мая 1906 г.
Запиской № 3 наблюдающий инженер В.В. Константинов докладывал о благополучном спуске корабля на воду 25 апреля/8 мая 1906 г. (РГА ВМФ, ф. 421, оп. 1, д. 1650, л. 324). Спуск, как это давно было установлено для заграничных заказов, происходил по указаниям ГМШ, полученным от морского министра. Ни военного кормового флага, ни императорского штандарта не поднимали. Поднят был лишь “коммерческий российский флаг”, так как корабль хотя и был уже зачислен в списки флота, но не исключалась и возможность отказа от него заказчика в случае неисполнения фирмой контрактных обязательств. Исключалось и совершавшееся в России построение караула. Офицерам полагалось быть в виц-мундирах. Приглашать гостей на церемонию наблюдающим не разрешалось, это могла сделать только администрация фирмы.
Во время спуска, состоявшегося в 3 ч 30 мин дня, на корабле присутствовала великая княгиня Анастасия Михайловна (1860–1922). Это был, кажется, первый из встречающихся в истории упоминаний о спуске вместе с кораблем представителя российской и германской монархий, великая княгиня — дочь великого князя Михаила (1832–1909), с 1879 г. была замужем за Фридрихом Францем — великим герцогом Макленбург- Шверинским и с ним после 1914–1917 г. переживала трагедию войны и революции. Храбрость великой княгини, не побоявшейся совершить, что ни говори, достаточно рискованное путешествие на неуправляемом, соскальзывающем с суши в воду на салазках корабле, могло, наверное, стать в его судьбе счастливым предзнаменованием.
В этот день, 25 апреля/8 мая 1906 г., углубление при носовом перпендикуляре составило 2,09 м, кормовом -4,514 м, углубление по маркам левым бортом 3,28 м, правым — 3,246 м. Стрелка прогиба корпуса составила 39 мм, спусковое водоизмещение 2934 т. Со своей стороны наблюдающий капитан 1 ранга Залевский уточнял, что эту стрелку прогиба при длине корабля 150 м надо считать ничтожной величины. На следующий день после спуска корабль был подведен к набережной, и на его борта начали навешивать броневые плиты.
4 июня капитан 1 ранга Залевский телеграфировал о весьма неутешительном происшествии: накануне “при пробе водой лопнула на “Макарове” продольная машинная переборка”. Легко ранило четырех рабочих верфи. В донесении наблюдающего Залевского № 332 от 7 июня 1906 г. начальнику ГУКиС рисовалась впечатляющая картина крушения инженерного сооружения. Оказалось, что наполненная водой (до высоты 3,2 м выше грузовой ватерлинии) переборка левого машинного отделения была оторвана по всем креплениям в нижней части на протяжении от 19 до 30 шпангоута. Часть переборки напором воды через образовавшуюся брешь вынесло в правое машинное отделение. Большой удачей приходилось считать, что из наблюдающих никто не пострадал.
Один лист переборки разорвало, заклепки его крепления были срезаны. Сильно помяло и оставшиеся на месте листы переборки. Как говорилось в донесении, “имеются выпучины во втором дне и в поперечной переборке 28, испорчен приемный кингстон холодильника правой машины”. Расчет прочности переборки инженера Константинова обнаружил, что напряжения ее металла доходили до 38 кг/мм², то есть в три раза превышали допускаемые. Оказалось также, что чертеж переборки, ввиду полного окончания ее установки ко времени приезда инженера, фирма для проверки не представляла. Чертеж отправили в Петербург еще в марте 1905 г., и он представлял точную копию чертежа прежнего “Баяна”.
В чертеже усиленной теперь переборки завод предполагал утолстить листы, “более солидно”, укрепить ее связь со вторым дном и с броневой палубой с помощью книц, а также добавить продольные горизонтальные связи. В последующем письме разъяснялось: французы повторили конструкцию переборки по чертежам “Баяна” и не учли в них подкрепления, которые на этом корабле пришлось делать по результатам проведенных на нем испытаний.
Расчет и чертеж подкрепления, составленный инженером Константиновым, Главный инженер кораблестроения С.К. Ратник 14 июня 1906 г. препровождал Главному инженеру C-Пб порта для руководства при расчете прочности переборки на крейсерах “Баян” и “Паллада”. Об этом уроке С.К. Ратник сообщал и наблюдающему за постройкой в Англии крейсера “Рюрик”. Уже начавшиеся складываться традиции отечественной инженерной школы позволяли избегать аварий.
Невысок, как еще раз обнаружилось, был уровень инженерной и предпринимательской этики французской фирмы. Уважать права заказчика она явно не была настроена. С грустью приходится признать, что ни А.Н. Крылов, обстоятельно изучивший устройство и конструкцию “Баяна” в Тулоне в 1902 г., ни командир Вирен, ни его офицеры не пытались (или не сумели) донести до начальства факт слабого подкрепления переборок крейсера. По счастью, остались в неприкосновенности введенные в 1898 г. после долгой борьбы С.О. Макарова с рутиной строгие правила испытаний водонепроницаемости и прочности переборок наливом воды в отсеки.
