Книга Гость. Туда и обратно - Александр Генис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Спустившись с шекспировского холма, я засмотрелся на цветущую вишню и чуть не сбил с ног какого-то хилого очкарика. Несмотря на то что мне удалось уклониться от столкновения, народ шептался и показывал на нас пальцем.
– Смотри под ноги, болван, – сказала жена, – ты чуть не угробил Вуди Аллена.
Извиняться было поздно, и я беспомощно проводил глазами главного нью-йоркского героя, курсировавшего по парку между Востоком и Западом.
Раньше, когда я только сюда приехал, две лучшие части Манхэттена делились по профессиональному признаку. На Ист-Сайде жили успешные врачи, на Вест-Сайде – преуспевающие писатели. Теперь я уже и не знаю, кому, кроме тех же лошадей, по карману жить на обочине Центрального парка.
Бешеные цены сгладили различия между двумя сторонами этого острова сокровищ. Повсюду, например, позакрывались магазины книг, пластинок да и всего остального, что делает жизнь лучше. Но не вкусней, ибо на месте храмов духа открываются притоны тела: по четыре на каждом углу, и я стараюсь ни одного не пропустить.
Все они хороши по-своему. И греческая таверна с печеным сыром касери, который официант поджигает на столе, вызывая радостный испуг обедающих. И минималистская японская харчевня, где подают всегда и только гречневую лапшу-собу, крещенную в крутом кипятке бульона, со стружками сушеной рыбы. И китайская пельменная, куда надо приходить к полудню, чтобы наесться только что слепленных (64 складки на каждом) шанхайских дамплингов. Реже всего я хожу в те рестораны, где поклоняются королю прерий – стейку, ибо бифштекс надоедает на третьем укусе. Тем легче мне было принять предложение моего гостя-вегана и отправиться в знаменитый среди таких же сектантов ресторан, угощение которого исключает продукты животного происхождения.
– Следует ли нам снять кожаные башмаки, как это делают в индусских храмах? – спросил я на входе у веселого (что меня удивило, учитывая здешнюю диету) метрдотеля.
– Ну кто вас напугал, – заулыбался он еще шире, – мы же не фанатики.
– А как быть кошкам? – не отставал я. – Вы позволяете вашей кошке есть мясо?
– Нет у меня кошки, только собака, – посуровел веган, – и она обожает вегетарианские кости. Да вы не бойтесь, вам тоже понравится.
Заняв столик в углу, чтобы не бросаться в глаза, я осторожно огляделся. Публика лопала с аппетитом и не отличалась от обычной. Разве что молодежь преобладала над нами, седыми иноверцами.
– Странно, – заметил я гостю, – что совсем нет прыщавых девиц, которые взвешиваются между салатами.
– У вас, – поморщился он, – дикие представления о веганах. Они такие же люди, как все, только лучше.
– Возможно, – пробурчал я, когда принесли меню, – жаль, что они пользуются языком, который, как этрусский, не поддается расшифровке.
Увернувшись от лечебного коктейля из силоса с гаявой, я заказал замысловатое блюдо, где фигурировали грибы, картошка и – что бы это ни значило – сейтан.
– Этой весной сейтан хорошо уродился? – спросил я для важности официанта.
– Да уж, – подмигнул он мне как союзнику, – получше курицы в трупной водичке.
На вкус картошка напоминала картошку, грибы – шампиньоны, сейтан – ту же курицу, как, собственно, всё экзотичное, что мне довелось пробовать: хвост аллигатора, жареную змею и мясо черепахи. Обед завершился капучино. Только когда принесли чашку с белой шапкой, я сообразил, что нарушил табу, заказав кофе с молоком.
– Соевое, – успокоил меня официант.
Сделав вид, что вздохнул с облегчением, я вышел из ресторана, злорадно представляя себе оголодавших поваров, которые, закрывшись на кухне от посетителей, жуют хот-доги из Централ-парка, цветущего через дорогу.
Чтобы понять гордое величие нескончаемой осени в Нью-Йорке, надо сперва испить горькую чашу нью-йоркского лета. Первое из них было самым страшным. Живя до того в прохладной Риге, я не знал, как выглядит кондиционер, и думал, что они встречаются только в Баку. Поэтому, когда уже в мае стукнуло сто градусов, то я, еще не успев научиться Фаренгейту, решил, что у меня закипят кровь и мозги. Три долгих выходных дня мне пришлось лежать на полу под вентилятором лишь для того, чтобы на четвертый спуститься в метро и оказаться в аду.
– На его дне, – уверял Данте, – грешников ждет ледяное озеро Коцит.
Но он, разумеется, не знал, что значит стоять на опаленном подземным зноем перроне, поминутно заглядывая в туннель, откуда вместо поезда выбегают нахальные крысы. Хорошо еще, что хуже в Нью-Йорке ничего не бывает, и это значит, что из летнего сабвея любой путь ведет вверх.
С тех пор я научился летним правилам жизни, как то: никогда не экономить на искусственной прохладе, искать убежища в той части Массачусетса, куда не заглядывает теплый Гольфстрим, ходить в хорошо остуженные кинотеатры, есть на первое окрошку и гаспачо, не пить водку до заката, читать про полярников, навещать пингвинов в зоопарке и избегать раскаленного острова Манхэттен, без которого в более человечное время года мне трудно прожить и неделю.
В сентябре Нью-Йорк остывает – медленно, как электрическая плитка: уже не светится, но еще опасно. И я осторожно возвращаюсь в город, огибая его со всех сторон по каемке набережных.
Раскинувшийся на множестве островов Нью-Йорк – живописный архипелаг. Во всяком случае, с тех пор как закрылись заводы. Теперь в Нью-Йорке ничего не производят, кроме имиджей. Эфемерные и скоропортящиеся, они не оставляют преступных следов на экологической среде. Лишившийся промышленности, город возвращает замордованным индустриальной эрой окраинам допотопную роскошь. По очищенным каналам снуют каяки, водное такси, маленькие яхты новичков и большие – миллионеров. Освободившиеся от складов и причалов острова служат подмостками для открывающихся с них видов, которые, собственно, и превратили Нью-Йорк в самый посещаемый город мира.
– Горы! – воскликнул Параджанов, впервые увидав манхэттенский скайлайн, но он был армянином. Мне, уроженцу балтийских равнин, эта панорама не напоминает ровным счетом ничего, ибо к ней не подберешь метафоры. Не зря Бродский считал, что в стихах описать Нью-Йорк мог бы только Супермен. Остальным, мол, не стоит и стараться. Я не спорю, но не устаю глазеть, восхищаясь безалаберным пейзажем, которым, как статуей Микеланджело, можно любоваться со всех сторон.
В Восточной реке, которая и не река вовсе, я больше всего ценю остров Рузвельта. Он, как писал Солженицын про коммунизм, у всех на виду, но никем не понят, ибо сюда ведет только воздушная дорога. Выйдя из прозрачной кабинки фуникулера, ты оказываешься в милом захолустье. Эмигрантские дети играют в настоящий футбол. В университетской больнице студенты изучают медицину, их жертвы прогуливаются в инвалидных колясках. Из машин – только «скорая помощь», другим некуда ездить. Зато с тенистой набережной открывается ослепительный Ист-Сайд. С воды он кажется незнакомым, мосты – неузнаваемыми, небоскребы – кокетливыми и даже Гарлем – приветливым.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 80
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Гость. Туда и обратно - Александр Генис», после закрытия браузера.
