Нормализации двусторонних отношений весьма способствовала деятельность советской дипломатии, возглавлявшейся наркомом иностранных дел М.М. Литвиновым, который являлся активным сторонником системы коллективной безопасности на основе многосторонних договоров, подкрепляемых авторитетом Лиги Наций. Он старался поддерживать мирные, добрососедские отношения с государствами, имеющими с СССР общую границу, и последовательно выступал на союзных и международных форумах против политики ревизии границ, в частности польских. Дух Рапалло начал развеиваться. Литвинов проявлял себя решительным противником пересмотра Версальского договора, превращенного в официальную догму рейха, критиковал предложенную Германией систему пактов о ненападении, которая сводилась к «проповедуемому г. Гитлером принципу локализации войны. Каждое государство, подписавшее такой пакт с Германией, иммобилизуется в случае нападения Германии на третье государство». Он указывал на пагубность тактики, «гарантировав нападение на одну часть, получать свободу рук для расправы с другой частью Европы»{8}.
Советское руководство внимательно следило за формированием гитлеровского курса внешней политики, направленного на подрыв Версальской системы, компенсацию потерь и дальнейший передел мира.
В числе вариантов пересмотра Версальского мира в Германии рассматривалась агрессия против Польши и возможная роль в этом СССР. В июне 1933 г. советская разведка направила наркому обороны К.Е. Ворошилову документ «Оперативная задача, легшая в основу полевой поездки, проведенной командованием рейхсвера в 1933 г.». В нем шла речь об учениях, на которых проигрывалась подготовка совместной войны России и Литвы против Польши при благожелательном нейтралитете Германии и блокировании участия Чехословакии и Франции на стороне Польши. Одним из исходных пунктов было обязательство России поддерживать Германию всеми находившимися в ее распоряжении средствами, а восточные границы Германии должны были быть восстановлены «в прежнем виде». Прогноз поведения Лиги Наций в такой гипотетической ситуации гласил: «Обычная картина, каждая страна обвиняет другую в агрессии. Общего решения достигнуто быть не может. Англия пытается локализовать конфликт, Франция стремится вмешаться в пользу Польши...» Возможные действия для Германии определялись следующим образом: «Ответом герм[анского] пра[вительства] была общая мобилизация в соответствии с тайным договором, заключенным с Россией...»{9}
Трудно определить, было ли получение этих сведений советской разведкой результатом ее удачной акции или сознательной утечкой информации в целях предоставления советскому командованию материала для размышления о возможном развитии событий. Но в концепции командования рейхсвера уже был заложен ряд элементов, которые будут воспроизведены в августе—сентябре 1939 г., являясь как бы репетицией грядущих событий. Просматривается готовность поставить Германию под ружье, достичь взаимопонимания и тайного сговора с Россией, добиться изоляции Польши и развертывания военных действий против нее и решения за ее счет как своих, так и российских территориальных проблем в довоенном, до 1914 г., варианте.
Вопросы отношений и перспектив их развития в том же треугольнике СССР—Германия—Польша с приходом Гитлера к власти рассматривал тогда и Сталин. По свидетельству перебежчика Орлова, ранее высокого сановника НКВД, на совещании с участием сотрудников внешней разведки он обратился к ответственному за разведку в Польше лицу с вопросом: с кем пойдет эта страна в случае войны, начатой Германией? Ответ гласил, что Польша (с которой СССР имел договор о ненападении) будет бороться против немцев. Он вызвал резкую реакцию вождя, который обозвал разведчика дураком и назидательно поправил: Польша пойдет с Германией, так как иначе будет раздавлена{10}. Даже если оставить в стороне указание на необходимость соблюдения бдительности в отношении соседнего государства, очевидно просматривается нежелание признать обоснованность взаимодействия с ним в случае военной угрозы и варианта польского нейтралитета, отнесение Польши к стану прогерманской ориентации.
Польша, со своей стороны, поторопилась ограничить угрозу и обеспечить возможность нейтралитета для себя, заключив 26 января 1934 г. с Германией двустороннее соглашение «О мирном разрешении споров». Этот пакт не содержал гарантий для польских границ и фактически открывал возможности для неограниченного давления на нее.
Пилсудскому представлялось, что польские проблемы оптимально решает политика «равной удаленности» от соседних крупных держав. На совещании политической верхушки страны, как следует из дневниковой записи за 7 марта 1934 г. маршала сейма К. Свитальского, Ю. Пилсудский раскрыл свое видение ситуации и внешней политики Польши, которая являлась «очагом вечного противоборства и потенциальным источником споров». При отсутствии внешних гарантий безопасности она становилась объектом всяческих манипуляций. Как свое важное достижение Пилсудский представил заключение соглашения с Россией, которая «пошла на мирные отношения», а также, в связи с признанием Гитлером Польского государства, преодоление, хотя бы на время, враждебного, а порой и агрессивного отношения немцев. Свитальский записывал: «Польша, — излагал свои взгляды маршал, — на протяжении всей своей истории со времен Екатерины и прусского Фридриха испытывала на собственной шкуре, что бывает, когда два ее самых могущественных соседа смогут договориться между собой. Польшу тогда рвут на куски» (роль Австро-Венгрии в разделах Польши, действительно, была более пассивной).
Наиболее сложным, признался Пилсудский, было добиться того, чтобы оба пакта не были обусловлены какими-либо дополнительными обязательствами. При напряженности советско-германских отношений было очень трудно сохранять позицию свободы рук, не поддерживая ни одной из сторон, используя достигнутые соглашения как противовес. Обеспечив стране относительно устойчивую позицию на международной арене, комендант не питал особых иллюзий относительно ее прочности и прозорливо предсказал хрупкость этой конструкции, призывая сохранять бдительность и не поддаваться иллюзиям, что нынешние мирные отношения между Польшей и ее двумя могучими соседями, которые еще не оправились от урона, нанесенного им мировой войной, «будут продолжаться вечно». Нормальные отношения с Германией, предполагал он, продлятся не более четырех лет{11}. За более длительный срок, учитывая динамику настроений немецкого населения, он не ручался. Этот прогноз вполне подтвердился, несмотря на неоднократные усилия его преемников сохранить достигнутую им основную тональность отношений, не попадая в зависимость от фашистской Германии, постараться устоять перед ее давлением.
Пилсудский хорошо знал, что Россия слишком великая страна, чтобы можно было ею пренебрегать, и опасался, что «виктория 1920 года» способна приблизить Польшу к краю пропасти. Еще в 1923 г. он говорил Мильерану, что Польша не может позволить себе такую роскошь, как плохо жить с соседями{12}. Как известно, он неоднократно повторял, что при огромной протяженности границ с двумя великими державами надо постоянно думать о сохранении мира на них.
