Книга Дети не вернутся? - Мэри Хиггинс Кларк

Что за суета. Они снуют вокруг, как муравьи, — толкутся вокруг ее дома и во дворе. Он с волнением облизнул губы. Такие сухие, хотя все тело влажное — руки, ноги, пах, подмышки. Пот струился по шее и спине.

Подъехав к большому дому, он внес детей, поднялся по лестнице и положил их в комнате с телескопом. Здесь он сможет присматривать за ними, разговаривать с ними, когда они очнутся, трогать их.

Может, искупает девочку, вытрет ее мягким полотенцем, посыплет детской присыпкой, поцелует. У него целый день, чтобы провести его с детьми. Целый день — прилив начнется только после семи. К тому времени уже стемнеет, никто ничего не увидит и не услышит — поблизости нет ни души. Пройдет много дней, прежде чем их тела вынесет на берег. Все будет как в прошлый раз.

Насколько же приятнее прикасаться к ним, когда он знает, что их мать в этот момент уже допрашивают. «Что вы сделали со своими детьми?» — спросят ее.

Он смотрел, как по грунтовой дороге в ее задний двор мчались полицейские машины. Правда, некоторые проезжали мимо. Почему так много машин едут к озеру Маушоп? Ну конечно. Они думают, что она отвела детей туда.

Он был страшно доволен. Отсюда он мог видеть все, что происходит, без риска, в полной безопасности, да еще и с комфортом. Интересно, Нэнси плачет? Во время суда она ни разу не заплакала. Только в самом конце, когда судья приговорил ее к газовой камере. Она начала всхлипывать и закрыла лицо руками, чтобы никто не услышал. Судебные приставы надели на нее наручники, длинные волосы упали вперед и спрятали залитое слезами лицо и глаза, обреченно смотревшие на враждебные лица.

Он помнил тот первый раз, когда увидел ее в колледже. Его сразу потянуло к ней — развевающиеся на ветру рыжевато-золотистые волосы, изящные черты лица, маленькие ровные белые зубы, прелестные голубые глаза, серьезно смотревшие из-под густых темных бровей и ресниц.

Раздалось всхлипывание. Нэнси? Конечно же, нет. Это хнычет девочка. Дочь Нэнси. Он отвернулся от телескопа и возмущенно взглянул на нее. Но стоило ему вглядеться, как злобная гримаса сменилась улыбкой. Эти влажные кудри на лбу, крошечный прямой носик, светлая кожа… вылитая Нэнси! Она уже начала приходить в себя и заплакала. Что ж, пора: действие наркотика заканчивается — они пробыли без сознания почти час.

С сожалением он оставил телескоп. Дети лежали на разных концах затхлого велюрового дивана. Девочка плакала уже навзрыд. «Мама… Мама…» Ее глаза были крепко зажмурены, рот открыт… Ах, какой же розовенький у нее язычок! Слезы бежали по щекам.

Он посадил ее и расстегнул «молнию» на курточке. Она отпрянула от него.

— Тише, тише, — залепетал он. — Все хорошо. Мальчик шевельнулся и тоже очнулся. В его глазах сквозил страх — как и во дворе. Он медленно сел.

— Кто вы? — спросил он, потер глаза, тряхнул головой и огляделся. — Где мы?

Грамотный малыш… правильно говорит… голосишко у него ясный. Это хорошо. С воспитанными детьми легче справляться. Они не суетятся, не паникуют. Взрослые уже научили их уважению к старшим, и они обычно сговорчивые. Совсем как те, другие. В тот день они спокойно за ним пошли. Он сказал, что они разыграют маму, и они безропотно сели на корточки в кузове машины. Даже ничего не спросили.

— Это игра, — сказал он этому мальчику. — Я — старый друг вашей мамы, и она хочет поиграть в день-рожденную игру. Вы знали, что сегодня — ее день рождения? — Говоря, он ласково гладил девочку. Какая она нежная и приятная на ощупь!

Мальчик — Майкл — явно сомневался.

— Мне не нравится эта игра, — твердо сказал он. Шатаясь, встал на ноги, оттолкнул руки, гладившие Мисси, и обнял ее. Она прижалась к брату. — Не плачь, Мисси, — успокаивал он. — Это просто дурацкая игра. Сейчас мы поедем домой.

Ясно, так просто его не проведешь. Лицо у него открытое, как у Рэя Элдриджа.

— Мы не будем играть в ваши игры, — отрезал он. — Мы хотим домой.

Но у него есть чудный способ заставить мальчишку слушаться.

— Отпусти сестру, — велел он. — Дай ее мне. — Он вырвал девочку, другой рукой схватил Майкла за запястье и подтащил к окну. — Ты знаешь, что такое телескоп?

Майкл неуверенно кивнул.

— Да. Это как папины очки. Он делает вещи больше.

— Верно. Ты очень умный. А теперь загляни-ка сюда. — Мальчик приблизил глаз к окуляру. — Ну-ка скажи мне, что ты видишь… Нет, другой глаз зажмурь.

— Он смотрит на мой дом.

— И что ты там видишь?

— Там много машин… полицейских машин. Что случилось? — Голос мальчика зазвенел от тревоги.

Он с удовольствием взглянул на взволнованное личико. За окном раздался слабый шум. Это начался дождь со снегом, и ветер с силой забарабанил льдинками по стеклу. Скоро видимость ухудшится так, что и в телескоп ничего не разглядишь. Зато он чудесно проведет время с детьми — целый длинный вечер. И он знает, как заставить мальчика подчиняться.

— Ты знаешь, что такое умереть? — спросил он.

— Это значит отправиться к Богу, — ответил Майкл.

Он одобрительно кивнул.

— Верно. И сегодня утром твоя мама отправилась к Богу. Вот почему приехали полицейские. Твой папочка попросил меня приглядеть за вами и сказал, чтобы ты вел себя хорошо и помогал мне заботиться о сестре.

Казалось, что Майкл тоже сейчас заплачет. Его губы задрожали, и он сказал:

— Если моя мама отправилась к Богу, я тоже хочу. Гладя Майкла по волосам, он покачивал хныкавшую Мисси.

— Так и будет. Сегодня вечером. Обещаю.