Оказавшись в салоне, незнакомка согнулась на сиденье – то ли устала, то ли набычилась. Билли не сразу разглядел, что она прикрыла глаза и выглядит вполне довольной. Еще бы – лучше сидеть в машине, чем торчать где-нибудь в подворотне. Женщина, похоже, засыпала, что Билли вполне устраивало. Некоторое время они ехали в молчании, хотя рассчитывать, что оно продлится до самого конца, не приходилось. Потом пассажирка зашевелилась, открыла глаза и если не встревожилась, то, по крайней мере, обратила внимание на происходящее вокруг. Осмотревшись в салоне, она одобрительно сказала:
– Элегантно. А куда мы едем?
Билли никто не инструктировал, что говорить. По наитию он решил ответить уклончиво:
– К одному другу.
– Вашему или моему?
– Скажем, общему.
Ответ на время удовлетворил женщину. Она смотрела в боковое окно; глаза ее закрывались, взгляд то обретал, то терял четкость. Тут ей пришла в голову новая мысль.
– А как я вернусь?
Билли не знал и попросту ляпнул первое, что пришло в голову:
– На автобусе.
– Увозят на «Кадиллаке», а обратно – на автобусе?
– Все верно.
– Ну что ж…
Женщине такой поворот событий не показался странным. Затем ее посетила еще одна мысль.
– А что со мной будет, когда мы приедем к вашему другу?
– Это секрет.
Ответ, очевидно, не попал в цель.
– Меня зовут Женевьева, – представилась женщина.
– На Женевьеву ты не похожа, – заметил Билли.
– Раньше была похожа.
– Может, еще будешь.
– Ты так думаешь?
Они подъехали к владениям Вроблески. Услужливый привратник Чарли открыл перед «Кадиллаком» ворота. Вроблески и Аким ждали во дворе у внедорожника, который, похоже, не сдвинулся с места со времени последнего визита Билли. Не глуша двигатель, Билли вылез и обошел вокруг автомобиля, чтобы выпустить пассажирку; ему претила роль наемного шофера, но все же он решил оказать женщине некоторое уважение. Женевьева выбралась из машины, прижимая к телу бархатное тряпье, и остановилась, слегка покачиваясь под звуки слышной ей одной музыки.
– Тебя, надеюсь, никто не видел? – спросил Вроблески.
Такой вопрос предполагал лишь один ответ.
– Никто, – соврал Билли.
– Когда тебя кто-нибудь замечает, ты обязан принимать меры.
– Понятно.
Женщиной занялся Аким. Он обнял ее за плечи, показывая всем видом, что это дело ему намного приятнее, чем мойка машин; в руке у него мелькнул предмет, похожий на шприц. Билли отодвинул от себя мысли о том, что будет с беднягой. Задавать лишние вопросы Вроблески – себе дороже.
На обратном пути пошел дождь. О ветровое стекло «Кадиллака» шлепались крупные, жирные сгустки воды. Билли тянул время, не включая «дворники». Мир за окном подернулся жилками, как мрамор. Билли немного приоткрыл боковое стекло, ловя брызги щекой, и наконец повернул тумблер стеклоочистителей. Размытая панорама за лобовым стеклом разгладилась и очистилась.
На пассажирском сиденье лежал конверт с деньгами – вознаграждение за выполненную работу. Билли остановился у обочины напротив исламского супермаркета с опущенными ставнями и вскрыл конверт. Денег было намного больше, чем он ожидал. Их, конечно, найдется на что потратить – стоянка требовала благоустройства, Карла клянчила новый мобильник, – однако такие деньжищи не платят обычным водилам за доставку бездомных бродяг. Вроблески не скупился; это в равной мере и тешило самолюбие, и настораживало. Билли старался не думать, что произойдет с Женевьевой в доме Вроблески, но не очень преуспел.
Карла не ложилась спать, дожидалась отца: сидела в своем трейлере, за столом. На экране лэптопа красовался лев.
– Хорошо провел вечер? – спросила она.
– Работал.
– Парковочный бизнес отнимает уйму времени, как я погляжу.
– Ну да. А ты чем тут занималась?
– Думала о львах.
Билли взглянул на экран и хмыкнул:
– Вижу.
– Ага. И о «Волшебнике страны Оз». По книжке Трусливый Лев такой один. Но ведь это же неправда! Все львы – трусишки. Нападая на стадо антилоп, всегда хватают самых слабых, отставших, разве не так? Схватки с самыми могучими и крутыми антилопами они не ищут, не пытаются доказать храбрость.
– Разве антилопы бывают могучими и крутыми?
– Ну-у… должны же быть такие, что крупнее и круче других.
– Пожалуй. И больше ты ничем не занималась? Все время думала только о львах?
– Ага.
– Как твоя кожа?
– Как обычно.
– Дай посмотрю.
– Нет.
– Ладно тебе, закатай рукав.
– Не хочу.
– Что ты там прячешь?
Карла не могла признать, что действительно что-то прячет, поэтому задрала рукав на правой руке. Билли сначала показалось, что он видит красную воспаленную сыпь.
– Опять игралась?
– Так время быстрее идет.
– Мало тебе черепа с костями?
Дочь пожала плечами.
– Захотелось чего-нибудь новенького.
Однако, присмотревшись, Билли заметил в беспорядочных пятнах некую систему. Царапая кожу, Карла вывела, словно татуировку, набухшее слово «папа».
– Зря ты это сделала. Мило и трогательно, но все равно зря.
Девочка без приглашения задрала другой рукав и показала левую руку со словом «мама».
– Еще трогательней, – сказал Билли, хотя картина его скорее задела, чем тронула.
– Не волнуйся. Скоро рассосется.
7. Ночь за стеклом
Купол оранжереи штриховали капли дождя, внутри горели несколько расставленных среди кактусов свечей. Их пламя отражалось на стекле в промежутках между иглами и лопатками растений, еще больше оттеняя мокрую тьму снаружи. По рельефу Иводзимы бегали тени. Лорел, бездельничая, валялась на кушетке; девушка не спала, но либо выпила лишнего, либо просто устала, – голова ее почти касалась черно-синего острия листа агавы, в то время как мысли блуждали далеко-далеко. Вроблески и женщина с неподходящим именем Женевьева сидели друг против друга в плетеных креслах. Хозяин наполнил два бокала вина. Женевьева держала свой обеими ладонями, словно тот мог упорхнуть.
– Как ты себя чувствуешь? – заботливо – или пытаясь выглядеть заботливо – спросил Вроблески.
Женщина несколько раз моргнула и, не глядя на собеседника, без выражения ответила:
– Нормально.
– Я рад, что ты согласилась приехать.