— Спокойной ночи, папа, — с улыбкой ответила Гизела.
Когда фиакр скрылся за поворотом, она вошла в отель.
По дороге Гизела приняла мудрое, как ей казалось, решение подняться к себе, подождать, пока кто-нибудь за ней придет. А потом извиниться, сказать, что не может никуда пойти, и остаться одной. Но в то же время она знала, что никогда не сделает этого, потому что настоящей причиной, по которой она согласилась встретиться с Миклошем, была не просто благодарность, а гораздо более значительное и непреодолимое чувство, которое неудержимо влекло ее к нему.
На лестнице ее догнал портье:
— Прошу прощения, прекрасная фрейлейн, но вас ждет джентльмен.
Гизела остановилась и огляделась.
— Сюда, пожалуйста, фрейлейн.
Он привел ее в гостиную, о существовании которой Гизела даже не подозревала.
Она была совсем крошечная, и в ней не было никого, если не считать одного мужчины, при виде которого сердце Гизелы учащенно забилось.
Он был высок — Гизела не ошиблась насчет его роста тогда, когда впервые увидела его силуэт на фоне ночного неба у входа в беседку, где она пряталась от шумной компании.
Он стоял, повернувшись спиной к камину, и Гизеле почудилось, что он немного другой, не такой, каким она запомнила его в ложе театра.
В нем чувствовалась элегантность, и Гизела подумала вдруг, что ее платье, хоть и очень хорошенькое, выглядит недостаточно изысканно по сравнению с его вечерним костюмом.
Словно читая ее мысли, Миклош произнес:
— Вчера в полумраке ложи я сказал вам, что вы прекрасны. Сейчас мне кажется, что я преуменьшил вашу красоту.
Гизела бросила на него быстрый взгляд и покраснела. Когда она подошла поближе, Миклош добавил:
— Теперь я почти уверен, что вы нимфа из Венского леса, как я подумал сначала.
Гизела не знала, что отвечать, а он продолжал:
— Чтобы ваш отец не узнал о том, что вы покидали отель, я устроил так, что мы выйдем через другие двери.
— Благодарю вас, — сказала Гизела.
В самом деле, она была очень признательна ему за эту предусмотрительность. Миклош провел ее по коридорам к двери, которая выходила на другую улицу. Он дал портье, который ждал их, чтобы открыть дверь, на чай, и тот, как обычно, рассыпался в благодарностях.
На улице Гизела увидела карету, запряженную парой лошадей. На нее произвело впечатление то, что на подножке стоял форейтор, который предупредительно распахнул перед ней дверцу.
Гизела подумала, что это наверняка не наемный экипаж. И словно опять угадав ее мысли, Миклош сказал:
— Эта карета куплена специально для сегодняшнего вечера.
— Она очень удобная, — тихим голосом ответила Гизела, едва не утонув в мягкой обивке сиденья.
— Я очень рад, что вам нравится. Видите ли, я собираюсь увести вас из Вены.
— Куда?
— В одно место, о котором вы наверняка слышали, но где еще не успели побывать.
— Что же это за место?
— Гринзинг.
— Мне рассказывал папа. Знаменитые виноградники?
— Вот именно, — сказал Миклош. — И я буду первым, кто покажет их вам.
— Для меня это так… волнующе, — произнесла Гизела.
— И для меня, — тихо ответил он.
Кони резво помчали карету. Гизела молчала, не зная, как начать разговор. Она смущалась, потому что Миклош, который сидел напротив, неотрывно смотрел на нее.
Огни фонарей за окном вспыхивали и тут же гасли, чтобы через мгновение наступившая темнота вновь сменилась проблеском света.
Это мерцание немного помогло Гизеле отвлечься от беспокойных мыслей о том, что она поступает дурно.
Она очень любила своих родителей и всегда была послушной дочерью. У нее никогда не возникало желания поступать против их воли.
Но мужчина, которого она видела всего два раза, перевернул ее жизнь, и Гизела уже не могла понять, как ей себя вести. Но несмотря ни на что, она ощущала восторг.
Они выехали за пределы города, и дорога пошла в гору. Гизела подумала, что если бы еще не стемнело, в окно были бы видны те самые знаменитые виноградники, о которых говорил ей отец.
Он рассказывал, что молодые вина, называемые Heuriger, подают во всех местных ресторациях:
— В каждой делают свое вино и на жердях перед входом обязательно вывешивают виноградные гроздья, чтобы любой мог оценить их спелость.
Вспоминая рассказы отца, Гизела так задумалась, что не заметила, как лошади остановились на тихой улочке.
Она очнулась, только когда Миклош подал ей руку, чтобы помочь выйти из кареты. Он открыл перед ней ворота, ведущие во двор одноэтажного особнячка постройки прошлого века, и Гизела оказалась в саду.
Они направились к уютному особнячку, украшенному мозаикой из разноцветного стекла и множеством декоративных балкончиков, уставленных цветочными горшками. Столики, большие и маленькие, были расставлены по всему саду, и над некоторыми виноградные лозы образовали уютные и очень укромные беседки.
Хозяин, который, по всей видимости, хорошо знал Миклоша, с почтительным поклоном приветствовал гостей, выразив радость, что они почтили его скромное заведение своим присутствием.
Он проводил их в самый дальний уголок сада и усадил за столик, скрытый от взоров остальных посетителей.
— Папа часто рассказывал мне о таких ресторанчиках! — воскликнула Гизела, — И я всегда мечтала увидеть их своими глазами.
— Здесь подают местные гринзингские вина, а повар готовит просто великолепно. Я уверен, вы не будете разочарованы.
Гизела подумала, что она тоже в этом уверена, хотя в тот момент ей было не до еды.
— Ну вот, я снова вижу вас, и мы можем поговорить, — сказал Миклош. — Хотя я и побаиваюсь, что вы вдруг исчезнете, растворившись в воздухе, и оставите меня в одиночестве.
— Я не исчезну, — ответила Гизела. — Исчезаете всегда вы. Только что вы стояли рядом, и вот… вас уже нет.
— Скажите, что вы тогда почувствовали? Гизела замялась, подбирая слова:
— Я… мне кажется… что не стоит говорить об этом.
— Но я хочу знать, — настаивал он. — Я хочу знать, о чем вы подумали, после того как я вас поцеловал, я же знаю, что это был первый поцелуй в вашей жизни.
— Откуда вы знаете?
— Ваши губы были так сладки и невинны, — улыбнулся Миклош.
Гизела вспыхнула от смущения, а Миклош, любуясь ею, сказал:
— Когда ваше прелестное личико залито румянцем, вы становитесь прекрасней всех женщин на свете. Ваша красота и юность способны разбить сердце любого мужчины.
