Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
Ударные группировки расположенных севернее Полесья Северного (215 000 чел.) и Западного (480 000 чел.) фронтов должны были по сходящимся направлениям соответственно от Двинска и Молодечно нанести комбинированный удар на Вильно, развалив неприятельский фронт надвое. Таким образом, главный удар должны были наносить армии Северного и Западного фронтов, как того требовали союзники. Кроме того, следуя мнению бывшего главкоюза ген. Н. И. Иванова, ген. М. В. Алексеев пришел к выводу, что в кампании 1916 года, раз уж главный удар будет производиться севернее Полесья, Юго-Западный фронт должен получить вспомогательную задачу. При этом армии Юго-Западного фронта должны были перейти в наступление после прочих фронтов, дабы сковать стоявшего против себя противника (преимущественно австрийцев), не допустив перебросок неприятельских резервов вдоль фронта.
При этом далеко не последнее место в докладе на Высочайшее имя было отведено обоснованию необходимости перехода стратегической инициативы под контроль русских. В частности, ген. М. В. Алексеев отметил: «…возникает вопрос, как решать предстоящую нам в мае задачу: отдать ли инициативу действий противнику, ожидать его натиска и готовиться к обороне, или наоборот – упредив неприятеля началом наступления, заставить его сообразоваться с нашей волей и разрушить его планы действий». Указав, что «оборона требует такого же расхода людей и материальных средств, как и наступление», а «противник все равно не даст нам времени и возможности спокойно закончить накопление наших материальных средств», ген. М. В. Алексеев подчеркнул, что протяженность Восточного фронта чересчур велика для успеха оборонительных действий. Таким образом, следовало «готовиться к наступлению в начале мая, чтобы упредить противника, нанести ему удар, заставить его сообразоваться с нашей волей, а не оказаться в тяжелом полном подчинении его планам, со всеми невыгодными последствиями пассивной обороны». Помимо прочего, генерал Алексеев упомянул, что «тяжелая организация наших дивизий и корпусов», а также «малое развитие путей сообщения» уменьшают численное превосходство, вследствие чего необходимо иметь численный перевес над неприятелем на ударных участках в пять-шесть раз. Что касается тактики, то М. В. Алексеев напомнил об ошибках прошлых боев, где основная масса войск в бою обычно бездействовала, части вводилась в сражение «пакетами» даже в наиболее решительные моменты операции[14].
Этот доклад Начальника Штаба Ставки лег в основу предварительных соображений по планированию операций на лето – осень 1916 года. Накануне назначенного совещания по планированию операций на предстоящую кампанию, 31 марта, генерал Алексеев доложил Верховному Главнокомандующему императору Николаю II, что союзники будут готовы не раньше конца июня, а потому «едва ли желательно и нам начинать решительное наступление задолго до вступления в дело союзников». Он указал, что в таком случае немцы вновь смогли бы перебросить свои резервы с Запада на Восток.
К предстоящим боям следовало подготовиться как можно более тщательно, так как на кампанию 1916 года союзниками по Антанте возлагались большие надежды. Весной, чтобы создать у неприятельской агентуры впечатление, что готовится крупная операция на Балканах, по наиболее близким к фронту железнодорожным магистралям шла планомерная переброска войск и техники на Юго-Западный фронт. Соответственно, большая часть этих эшелонов была пустой. В то же время отправляемые на фронт войска, равно как и перебрасываемые из глубины империи резервы, направлялись на Северный и Западный фронты через Московский железнодорожный узел. Неизвестно, насколько данная мера ввела противника в заблуждение (при том преступно-безалаберном отношении к военной тайне, которое господствовало в русской армии периода Первой мировой войны), но сама мысль о попытке ввести врага в заблуждение в столь широких масштабах заслуживает, чтобы ее отметили.
Совещание 1 апреля в Ставке ВГК
Совещание 1 апреля окончательно определило действия армий Восточного фронта в кампании 1916 года, поставив цели и задачи перед высшими командирами и определив характер оперативно-стратегического планирования на лето 1916 года. Именно для выработки и постановки таких целей и задач оно, собственно говоря, и созывалось. Так что само собой разумеется, что в заседаниях совещания должны были принять непосредственное участие высшие чины русской военной машины.
На совещании в Ставке Верховного Главнокомандования, начавшемся в 10.00 утра, из высших военных лиц Российской империи присутствовали:
– Верховный Главнокомандующий император Николай II,
– полевой генерал-инспектор артиллерии великий князь Сергей Михайлович,
– Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего ген. М. В. Алексеев,
– генерал-квартирмейстер штаба Ставки ген. М. С. Пустовойтенко,
– военный министр ген. Д. С. Шуваев,
– бывший главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. Н. И. Иванов,
– главнокомандующий армиями Северного фронта ген. А. Н. Куропаткин,
– главнокомандующий армиями Западного фронта ген. А. Е. Эверт,
– главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилов,
– начальники штабов фронтов: генералы Н. Н. Сиверс, М. Ф. Квецинский, В. Н. Клембовский.
Хотя император Николай II формально и председательствовал на совещании, однако от руководства прениями он по своему обыкновению уклонился, выполняя, как и ранее, обычную функцию: утверждение своим авторитетом Верховного Вождя армии и страны выводов совещания. Твердые бескомпромиссные решения были не в характере императора Николая II, да к тому же Генеральный Штаб не привлекался к разработке операций, ибо с начала военных действий наиболее талантливые генштабисты убыли в действующие войска. Оставшиеся же в Главном Управлении Генерального Штаба кадры получили только лишь задачу материально-технического и людского обеспечения Действующей армии.
Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта ген. А. А. Брусилов
Таким образом, главная роль в выработке основных положений оперативно-стратегического планирования на предстоящую кампанию отводилась ген. М. В. Алексееву как Начальнику Штаба Верховного Главнокомандующего и ближайшему сотруднику императора на данный момент времени. Тем не менее в связи со сложными иерархическими отношениями внутри русского генералитета авторитет генерала Алексеева никоим образом не мог быть приравнен к авторитету самого царя Николая II. В итоге своим уклонением от выражения собственной активной позиции в отношении плана военных действий Верховный Главнокомандующий существенно понижал непосредственную ценность совещания 1 апреля как практического руководства дальнейшими операциями на Восточном фронте в 1916 году. Вдобавок и сами по себе эти совещания в Ставке не несли в себе той решительности и беспрекословности в принятых решениях, что так выгодно будет отличать Ставку ВГК периода Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. Как впоследствии писал А. М. Зайончковский, «на этих совещаниях чувствовалось отсутствие единой направляющей воли, которая была способна, выяснив ясно создавшуюся обстановку, поставить определенное решение и заставить привести его в исполнение. Военный совет главнокомандующих имел характер какого-то академического собеседования, на котором произносилось много умных и дельных речей, кончавшихся после некоторого торга принятием согласительного решения, отдающего, как всякое такое решение, специфическим запахом полумер. Главнокомандующие отбывали с этих совещаний без твердого убеждения в необходимости исполнить указанное, а, напротив, с мыслью о том, что оно может быть и отложено. Короче, советы в Ставке оставляли широкое место для эгоистических побуждений, которые, к сожалению, не чужды даже высоким в нравственном отношении образцам человечества»[15].
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 97
