– Как его зовут? – спросила я у паренька.
– Рей, – ответил он.
– То есть Король? Ну да, для кого-то он когда-то был настоящим королем.
Парень улыбнулся и, не задавая вопросов, протянул мне косяк.
– Его хозяйка умерла от рака несколько месяцев назад, и он попал к нам.
Я села на корточки и положила ладони на собачью голову. «Ты и сейчас настоящий король. Ты был и останешься королем. Это за километр видно. Плохо одному, правда? Эх, бедолага».
Я похлопала его по холке. У него была жесткая черная шерсть с рыжеватыми подпалинами на животе и лапах. Взгляд серьезный и мутноватый, как у больного человека. Разве можно не любить собак? Это все равно что не любить людей.
Чуть поодаль Эдгар с инспекторским видом прогуливался под инжировыми деревьями, густо увешанными тяжелыми, готовыми вот-вот лопнуть от спелости плодами. Мне вдруг подумалось, что он уже никогда не будет таким взрослым, серьезным, все понимающим, щедрым, немногословным, чутким и ответственным, как сейчас, в тринадцать лет. Я тоже больше никогда такой не буду. Еще мне подумалось, что на свете нет более высокого чувства, чем уважение. Оно выше слепого обожания и даже любви.
Ко мне подошел Дамиан и шепотом попросил дать ему разок затянуться – потихоньку, чтобы Элиса не видела: ей не нравится, что он курит. София кокетничала с одним из парней. Он оказался румыном и плохо понимал по-испански. Второй парень, Руже, – тот, что угостил меня сигаретой, был родом из Каталонии, и, пока мы курили, успел рассказать мне, что они не только подбирают брошенных животных, но еще открыли специальную гостиницу, и люди, которым надо уехать по делам или в отпуск, оставляют им своих собак.
Но тут появился Том в каких-то драных брюках – сразу видно, что одевался в жуткой спешке.
– У тебя в прорехе задница сверкает, – радостно сообщила ему София.
Том хлопнул себя ладонями по ягодицам и засмеялся. По-испански он говорит, как мальчик из хорошей барселонской семьи, а по-каталански – как уроженец местечка Эмпурда. У него медового цвета волосы, мечтательные голубые глаза, доставшиеся от матери-англичанки, крупное сильное тело с большим животом и короткие толстые руки. Смуглая кожа задубела от солнца. С кем бы Том ни разговаривал, он всегда смотрит собеседнику прямо в глаза – научился у собак? Он смешливый, энергичный, обожает командовать. Любит животных, женщин и марихуану. Если верить Софии, сразу за собачьим питомником у него раскинулась огромная, на несколько акров, плантация конопли, благодаря которой Том и содержит свой собачий приют.
Мы решили, что до обеда сходим посмотреть щенков. Миновав шеренги инжировых и оливковых деревьев, мы оказались перед длинным приземистым сараем, разделенным на небольшие отсеки. В тех, что были расположены с внешней стороны, возились щенки постарше – завидев нас, они принялись прыгать и рваться наружу. В других, выходивших в тихое тенистое патио, содержались новорожденные малыши вместе с мамашами. Здесь царила особая атмосфера – торжественности и легкого оцепенения, сопутствующая появлению на свет живого существа, от человека до собаки, и создающая обманчивое ощущение причастности к чему-то сокровенному, извечному, чему-то сродни благодати. Ее почувствовали даже дети и, глядя на обессиленных, недавно ощенившихся сук, беззащитных некрасивых детенышей, похожих на слепых и лысых крыс, вдыхая тошнотворный запах жизни, замерли в молчании, не осмеливаясь переступить порог. Уже потом они начали уговаривать меня взять щеночка – из тех, что чуть подросли. Я чуть было не согласилась на девочку – я могла назвать ее твоим именем, – но вовремя сообразила, что эту мысль внушила мне трава: зря я курила натощак. Детям я сказала, что, если они хотят щенка, пусть попросят в подарок на Рождество.
Обедать мы отправились в небольшой придорожный отель – очень тихий и непритязательный, без всяких изысков, зато с изумительно вкусной домашней кухней. Говоря «домашней», я, конечно, не имею в виду наш дом. Как-то ты рассказывала мне, что по окончании периода молочных смесей и жидких кашек обратилась к нашему педиатру – светилу медицины, большому, красивому и мудрому человеку, которого я всегда немного побаивалась (однажды, когда я разревелась у него в кабинете, он просто выставил меня вон), – за советом о том, чем меня кормить. Ты призналась, что в жизни не прикасалась к кастрюлям и не имеешь ни малейшего желания менять к ним свое отношение. Доктор Сауледа тебя успокоил: если в холодильнике есть молоко и молочные продукты, какие-нибудь фрукты, может быть, немного ветчины, а в буфете – сухое печенье, то волноваться не о чем.
Так что мы еще в детстве стали экспертами по французским сырам и узнали, что в холодильнике всегда должна храниться – на всякий случай – бутылка хорошего шампанского. Нас не удивляло, что ужин мог состоять из торта, купленного в любимой кондитерской «Саша». Кухня у нас в доме использовалась только для того, чтобы разогреть готовые блюда, которыми мы потчевали гостей, да еще домработница варила здесь для собак отвратительную на вид и запах бурду из риса и печенки, – они пожирали ее с завидным аппетитом, пока вслед за остальными представителями своего племени не перешли на сухой корм. Наверное, доктор Сауледа был прав, потому что выросли мы высокими, сильными и здоровыми и превратились в двух довольно привлекательных молодых особ, искренне считающих (лично я придерживаюсь этого мнения до сих пор), что в мире нет более аппетитной и экзотической еды, чем домашняя, и, когда приходили в гости к кому-нибудь из друзей, набрасывались, под изумленным и счастливым взглядом хозяйки дома, на чечевицу, рис с яйцом или макароны, словно это были изысканные деликатесы.
После обеда дети пошли под присмотром Урсулы плескаться в бассейне, а мы устроились на открытой террасе выпить кофе. Нам принесли бутылку вишневой наливки и маленькие стаканчики, чтобы мы наливали себе сами. Том – постоянный клиент, и здесь хорошо знают его привычки.
Он сообщил, что собирается принять участие в престижном покерном турнире.
– Моя мать обожала покер, – сказала я.
– Правда? – обрадовался Том. – Так пригласи ее, пусть приезжает!
Тот факт, что кто-то не в курсе, что моя мать умерла, шокирует меня не меньше, чем заявление о непризнании Земли круглой.
– Ее больше нет. Умерла тридцать четыре дня назад.
Он посмотрел на меня с удивлением. С его лица исчезла даже тень улыбки. Мне захотелось рассмеяться и воскликнуть: «Эй, это шутка! Я тебя разыграла! Моя мать жива и здорова. И, как всегда, невыносима».
– Извини, я не знал. Мне очень жаль.
– Она меня тысячу раз пыталась научить играть.
– Может быть, мне удастся?
– Давай попробуем. Вдруг сумеешь.
Том недавно расстался со своей девушкой (по словам Софии, помешанной на мистике психопаткой, живущей в горах), и радар у него включен. Есть мужчины, у которых сексуальный радар отсутствует или используется крайне редко – только в случае острой необходимости. Есть и такие, у кого этот радар постоянно под напряжением. Даже когда они спят, или стоят в очереди в супермаркете, или сидят перед компьютером, или дожидаются приема у кабинета зубного врача, он бешено вращается, испуская и принимая волны. Цивилизация продолжает существовать благодаря первым, Земля вертится благодаря вторым.
