Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
«В два месяца, – говорил англичанин-очевидец, – едва можно будет убрать кучи людских и конских трупов».
Хан не стал осаждать Кремль, отступил и послал Ивану Васильевичу письмо в таком тоне: «Жгу и пустошу все за Казань и за Астрахань. Будешь помнить… Пришел я на твои земли с войсками, все пожег, людей побил; пришла весть, что ты в Серпухове, я пошел на Серпухов, а ты из Серпухова убежал; я думал, что ты в своем государстве, в Москве, и пошел туда; ты и оттуда убежал. Я в Москве посады сжег и город сжег и опустошил, много людей саблей побил, а других в полон взял, все хотел венца твоего и головы; а ты не пришел и не стал против меня. А еще хвалишься, что ты московский государь! Когда бы у тебя был стыд, ты бы против нас стоял!
В 1572 году умер польский король Сигизмунд-Август, не оставив наследников. Перед шляхтой встал вопрос о выборе нового короля. Многие были не прочь посадить на трон царя из Московии. Но Иван не сумел воспользоваться выгодной для него ситуацией: польско-литовская рада желала видеть на троне сына Грозного – слабого и больного Федора (чтоб не мешал), а Иван Васильевич хотел, чтобы избрали его самого. Однако многие опасались посадить себе на шею тирана. В конце концов рада согласилась – но Иван опять сумел все испортить. Он затеял спор о титулах, о том, какие города должны отойти к Московии, настаивал на том, чтобы на царство католической Польши его венчал православный митрополит, подозревал поляков в сношениях с турецким султаном, в общем, придрался к такому количеству малозначащих мелочей, что в итоге поляки решили отказаться о столь подозрительной и неудобной кандидатуры. Поляки избрали королем трансильванского князя Стефана Батория, который немедленно отправил к московскому царю посольство с требованием возвратить отнятые ливонские города. Это стало началом крупномасштабной войны.
Войны в Ливонии велись еще с 1558 года и поначалу были успешны для России, но теперь все изменилось. «Ваш король Стефан не ровня нам и братом быть не может. Мало кого выберете вы себе в короли!» – заявил Грозный в ответ на ультиматум Батория.
Но вскоре выяснилось, что он был не прав. Вслед за Стефаном и Швеция взялась за оружие. Стефан, хорошо зная, что жители многих русских городов ненавидят царя, издал манифест, в котором объявлял, что воюет с московским царем, а не с народом. Он дал приказ не мучить мирных жителей и не разорять их полей. Это возымело действие: русские города часто сдавались без боя. Баторий захватил Северские земли и Смоленскую область, шведы – Карелию и Ижорскую землю, Смоленщину и Черниговщину, Велиж, Великие Луки, Невель, Озерище, Заволочье, Торопец, Холм и Старую Руссу.
Шведский полководец Делагарди отнял у русских Везенберг, Нарву, захватил часть Новгородской земли, овладел Корелою, берегами Ижоры, городами Ямою и Копорьем.
Царь, выступивший было навстречу неприятелю, бежал в Москву и заперся там, дрожа от страха. Ему мерещилось, что вот-вот его самого схватят и выдадут Баторию. Боясь народного восстания, он прекратил казни.
Курбский прислал Ивану свое второе письмо: «Вместо храбрых и опытных мужей, избитых и разогнанных тобою, ты посылаешь войско с каликами, воеводишками твоими, и они, словно овцы или зайцы, боятся шума листьев, колеблемых ветром; вот ты потерял Полоцк с епископом, клиросом, войском, народом, а сам, собравшись с военными силами, прячешься за лес, хороняка ты и бегун! Еще никто не гонится за тобой, а ты уже трепещешь и исчезаешь. Видно, совесть твоя вопиет внутри тебя, обличая за гнусные дела и бесчисленные кровопролития!»
Баторий продолжал двигаться вперед. Как условие заключения мира он требовал Новгород, Псков и Великие Луки со всеми их землями. Он тоже не упустил случая потешиться над трусостью и малодушием врага: «… твои предки, как конюхи, служили подножками царям татарским, когда те садились на коней, лизали кобылье молоко, капавшее на гривы татарских кляч!.. Где твой брат Владимир? Где множество бояр и людей? Побил! Ты не государь своему народу, а палач; ты привык повелевать над подданными, как над скотами, а не так, как над людьми!.. Ты довольно почувствовал нашу силу; даст Бог, почувствуешь еще! Ты думаешь: везде так управляют, как в Москве? Каждый король христианский при помазании на царство должен присягать в том, что будет управлять не без разума, как ты».
Чтобы еще больше унизить противника, Баторий присовокупил к письму Ивану книги о его зверствах, которые издавались в то время в Европе.
Единственным городом, который стоял насмерть, стал Псков. Его обороной руководил Иван Петрович Шуйский – внук того самого «невежи» Шуйского, осмелившегося класть ногу на постель покойного князя Василия. В итоге именно упорство Пскова и нежелание сейма давать деньги на продолжение войны вынудили Батория заключить с Россией Запольский мир – крайне невыгодный для России, которая лишалась всех своих завоеваний.
Со Швецией перемирие было заключено лишь в 1583 году. Россия потеряла не только Эстонию, но и исконно русские города Ям и Копорье.
Татарин на троне
Удрученный военными поражениями Иван Васильевич театрально «отрекся» от престола. Вместо себя он возвел на трон татарского хана Саин-Булата, который за три года до этого был крещен и с тех пор прозывался Симеоном Бекбулатовичем.
«…Посадил царем на Москве Симеона Бекбулатовича и царским венцом его венчал, а сам назвался Иваном Московским и вышел из города, жил на Петровке; весь свой чин царский отдал Симеону, а сам ездил просто, как боярин, в оглоблях», – повествует летопись.
Саин-Булат считался великим князем всея Руси 11 месяцев. Над ним был совершен обряд венчания на царство. Известны жалованные грамоты, написанные от его имени. Этот «политический маскарад» так и не получил внятного объяснения ни от современников, ни от историков. В 1576 году Иван Васильевич вернулся на трон, а царя Симеона жаловал великим княжеством Тверским.
Хан Симеон Бекбулатович был женат на Анастасии Мстиславской, от которой имел шестерых детей – все они умерли раньше отца.
Иван Грозный на свадьбе Симеона Бекбулатовича. Лицевой летописный свод. XVI в.
До конца правления Грозного жил в Тверском княжестве. Борис Годунов лишил его удела, он обеднел, ослеп, или был ослеплен, жил в скудости. Лжедмитрий I приказал постричь Симеона в Кирилло-Белозерском монастыре в иноки под именем старца Стефана, а Василий Шуйский в том же году приказал сослать его на Соловки.
Сыноубийца
В Александровской слободе случилось ужасающее событие: в ноябре 1581 года царь Иван Васильевич убил железным посохом своего старшего сына. Причины этого происшествия толкуют по-разному. В летописях говорится, что царевич начал укорять отца за его трусость, за готовность заключить с Баторием унизительный договор и требовал выручки Пскова; царь, разгневавшись, ударил его так, что тот заболел и через несколько дней умер.
Но иезуит Антоний Поссевин (бывший через три месяца после того в Москве) слышал об этом событии иначе: приличие того времени требовало, чтобы знатные женщины надевали как минимум три одежды одна на другую. Царь, зачем-то зайдя на женскую половину во дворце в Александровской слободе, застал свою беременную невестку в одной только исподней одежде: она лежала на постели в жарко натопленной спалье. Разозлившись, он ударил ее по щеке и принялся колотить жезлом. Избил он ее так сильно, что она на следующую ночь выкинула. Царевич попытался вступиться за жену: «Ты, – говорил он, – отнял уже у меня двух жен, постриг их в монастырь, хочешь отнять и третью, и уже умертвил в утробе ее моего ребенка». Иван за эти слова ударил сына изо всех сил жезлом по голове. Царевич упал без чувств, заливаясь кровью. Царь опомнился, кричал, рвал на себе волосы, вопил о помощи, звал медиков… Все было напрасно: царевич умер на пятый день и был погребен 19 ноября в Архангельском соборе.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 90
